Кокаин Клодет тоже попробовала. Именно с таким развратным молодым человеком, утверждавшим, что он бомбист-анархист и в доказательство продемонстрировавшим под полой короткий восьмигранный ствол «Бульдога».
Клодет сначала сильно опасалась того, что могло с ней случиться после того, как она втянет в ноздри мелкий порошок, но как было ударить лицом в грязь? Какая она певица и актриса, если ведет себя как испуганная институтка? Тем более, что молодой человек так красочно рассказывал о необыкновенном творческом подъеме, который невозможно испытать без помощи кокаина. А что же нужно актрисе и певице, как не мощный творческий импульс? Ради одного этого стоило попробовать, вдруг и стихи станут лучше, и музыка? И она, усмехнувшись, сделала вид, будто нюхать кокаин для нее - самое привычное дело. В носу стало холодно, а в голове пусто. Но вот незадача: когда молодой человек толкнул ее на короткий диванчик в отдельном номере ресторана, задрал юбку и, навалившись, взял бешеный ритм, она не почувствовала никакого подъема, ни творческого, ни женского, только там, внизу было суховато и от этого неприятно натирало. Вот это она как раз ощущала, а больше – ничего. «Надо бы кремом потом помазать», - думала она, равнодушно рассматривая лепнину на потолке и машинально поглаживая юношу по предплечьям.
Однако Москва влюбила ее в себя бесповоротно. Покорила, сделала лучшей подружкой, только ей одной можно было поверить все тайны. Клодет снимала комнату на Божедомке, в Мешеховцевом переулке, и иногда, когда становилось совсем грустно, выходила гулять по переулкам, заставленным трех и четырехэтажными домами, так похожими на самарские, но чем-то неуловимо отличавшимся. И от этого-то неуловимого отличия сжималось сердце, хотелось плакать и смеяться одновременно. Она спускалась по своему переулку к Каретному ряду, с трепетом проходила мимо четвертого нумера, в котором жил легендарный Станиславский – о Художественном театре она, понятно, даже мечтать не смела! Выходила по Петровскому бульвару на любимый Рождественский, и уж там-то могла бродить бесконечно, открывая для себя каждый раз что-то новое. Это был самый красивый бульвар Москвы! Самый-самый! Особенно, когда спускаешься к Трубной площади.
Во время неспешной прогулки по аллеям, так сладко было представлять себя знаменитой певицей, чуть усталой от тяжкого бремени славы и бесконечных поклонников, от которых нет никакого покоя. И Рождественский представлялся Елисейскими Полями, по которым, зная себе цену, идет, держа на отлете длинный мундштук с сигаретой, великая актриса.
