Клодет Сорель | страница 32



 

КЛОДЕТ СОРЕЛЬ. МОСКВА, 1917

 

Господи! Мало им было мировой войны, так они еще революцию какую-то придумали! Ну почему, почему она родилась так не вовремя! Сначала горячечная изнасилованная Европа, раздираемая на части бывшими родственниками, преградила ей путь в Париж, а теперь и бывшая Российская империя превратилась незнамо во что, разом перечеркнув все мечты о большой сцене и мировой славе.

Чем она прогневила Бога, что все это пришлось на ее юность, единственную и неповторимую?

И ведь все так замечательно начиналось!

Два года назад она покидала вещи в саквояж, вытащила из папиного секретера 150 рублей - сумасшедшие деньги! Она сначала взяла один кредитный билет в 100 рублей, украшенный портретом Екатерины II, потом, поколебавшись, присоединила к ней еще купюру в пятьдесят. Тут почему-то ей стало стыдно, и она вернула ассигнацию с портретом Николая I на место, но вдруг разозлилась на себя за мягкотелость и воссоединила внука с бабушкой. Быстрым гимназическим почерком набросала на листке, вырванном из тетради что-то вроде: «Мама-папа, сестры Юля-Катя, прощайте, стремлюсь к лучшей жизни, простите, если доставляю горе, лучше порадуйтесь за меня!» - и кинулась на вокзал, где Десницкий галантно подсадил ее на подножку вагона второго класса:

- Прошу вас, Клавдия Серафимовна!

А она, гордо тряхнув головой, отрепетированно сказала:

- Зовите меня Клодет Сорель, Даниил Петрович.

Десницкий согнулся в поклоне, и ей показалось, что глумливо улыбнулся. Ну и черт с ним.

 

Кроме театра, ролей и музыки ее ужасно волновал вопрос потери невинности. Ну, посудите сами, как можно работать в столичном театре, блистать на сцене и покорять сердца мужчин, будучи девственницей? Но для избавления от этой досадной обузы надо было безошибочно выбрать того, кто, во-первых, оценит этот дар по достоинству, а во-вторых, благодарно откроет ей широкую дорогу в мир русского искусства.

Конечно, на роль первопроходца лучше всего подходил Десницкий, в конце концов, распределение ролей и вообще карьера зависели от него. Но тут Клодет поджидал первый сюрприз.

Как только состав отошел от самарского перрона, как Клодет немедленно затащили в купе режиссера, где уже открывались бутылки, выставлялась снедь, повизгивали актрисы и перебирал струны гитары усатый красавчик, очень похожий на сутенера. Она еле дождалась, трясясь от решимости, когда все песни были спеты и весь запрещенный коньячок выпит. Откуда он только брался в таких количествах, при сухом-то законе? В Самаре его, например, было не достать. Папа, правда, умудрялся как-то, но на то он и купец, Серафим Сорокин.