Доставая кувшин, крестьянин то и дело поглядывал на Антонио.
— Неужто не узнал меня? — наконец тихо молвил он. — Отец, а ведь я твой Педро.
— Педро! — Старик рванулся к сыну.
Но тот быстро сказал:
— Делай вид, что мы не знакомы! Могут увидеть, подслушать.
— Где же ты пропадал эти годы, Педро? — понизив голос, спросил Антонио.
— Партизанил, отец. Был на севере, в Астурии, там стало жарко, пришлось перебраться в Гвадарраму. И вот недавно пришли сюда. Здесь каждая горка, каждый камень знаком. И о вас хотелось разузнать. Вы-то как живете? Здорова ли мать?
— Она по тебе все глаза выплакала, — сказал отец. — Голова стала как снег белая.
— Раз уж она свыклась с моей смертью, будь добр, не говори ей о нашей встрече. Может, придется во второй раз меня хоронить, это было бы совсем жестоко...
— Педро!
— Отец, исполни мою просьбу! Если меня схватят и для острастки повесят на площади, лучше ей будет не знать, что это ее сын. Такая наша жизнь партизанская...
Передавая отцу полную флягу, Педро продолжал:
— Сколько раз я ходил вокруг твоего паровоза, дожидаясь удобного момента. Да все стражники мешали... А пришел я по важному делу. Мы узнали, что в горы направляются крупные силы карателей. Грозятся нас уничтожить. Говорят, прибудут поездом из Мадрида. Ты ничего не слышал?
— Нет, — ответил отец. — Вчера меня вызвал начальник, велел приготовиться к секретному рейсу. А когда, куда — этого не сказал. Больше я ничего не знаю.
— Это не так уж мало, — заметил Педро. — Может, сегодня удастся узнать поподробнее?
— Хорошо, зайду и спрошу, когда мне выезжать.
— Только так, чтобы не вызвать у них подозрений! — сказал Педро. — Если карателей повезут через Черное ущелье, мы взорвем старый мост. Но ты не должен вести эшелон! Заболей, отпросись, останься дома! Пусть пошлют кого-нибудь из своих. Понимаешь?
— Понимаю, — невесело отозвался отец.
— Сегодня тебя навестит наш связной. Пароль — «Черное ущелье». Человек он надежный, можешь все ему передать. Только матери ни слова!
Поблизости показался станционный охранник. Разговор оборвался. Педро сел на осла и крикнул:
— Да сдвинешься ты, наконец, с места, проклятый, или будешь стоять до утра?
Осел затрусил по пыльной дороге к предгорью. Проводив сына взглядом, Антонио вернулся к своему паровозу. Вечером Антонио зашел к начальнику станции.
Вид у старого машиниста был унылый. Начальник пытливо поглядел на него и спросил:
— Ну, как дела, Антонио? Что ты словно в воду опущенный? Или дома неладно?
