Чтобы освежиться, он окунул голову в прохладную воду, сделал несколько глотков и подошел к распростершемуся, словно гигантская черепаха, позеленевшему камню, на котором в детстве так любил отдыхать. Прислонился плечом к его замшелой спине и нажал что есть силы, но тщетно. Камень будто сросся со скалой.
Максильо осмотрел его со стороны долины. Громада опиралась всего лишь на узкий, выветрившийся выступ скалы.
Обломком кремня Максильо в несколько ударов сбил острие выступа и, зайдя со стороны источника, попытался раскачать неподвижную громаду — раз, еще раз, еще... Камень шевельнулся, накренился и начал катиться. Он увлекал за собой тысячи мелких осколков и сбивал выступы скал на своем пути. Несколько мгновений спустя с гор катилась целая лавина камней.
Гора содрогалась. Далеко в скалах разнеслось тысячеголосое эхо. В прозрачном свете луны к небу вздымалось пыльное облако.
Внизу, в городе, стали зажигаться огни. На краю долины показались встревоженные люди. Похоже было, что весь город поднялся на ноги.
Когда Максильо наконец достиг домика Алканиза, старый шахтер тоже был на ногах, его разбудил грохот лавины.
Едва переводя дыхание, Максильо рассказал обо всем, что видел.
— Пако, нам нужно действовать немедленно. Педро и его сообщников, наверное, нет в живых, но сеньор Дриго знает это дело не хуже Педро. Оружие надо перехватить нынче ночью...
Пако поцеловал Максильо в лоб и дрогнувшим голосом сказал:
— Максильо!.. Максильо, милый мальчик... Ты достоин памяти своего отца.
Вскоре тревожный вой сирены на шахте оповестил жителей города о нависшей опасности, а утром на улицах появился вооруженный рабочий патруль с красными повязками на рукавах. На вопрос, кто их командир, они гордо отвечали:
— Максильо.
Когда утром 18 июля 1936 года падре Сан Хуана Чамора узнал, что в республиканской Испании произошел фашистский переворот, он велел своей служанке Каталине принести из погреба самое выдержанное церковное вино. Благоговейно откупорил потускневшие от сырости подземелья бутылки, наполнил два бокала и поднял один из них.
— Да ниспошлет святая Мария нам победу! — воскликнул он, поднося к губам бокал. — Возьми и ты выпей, милая Каталина. Это священный напиток.
Каталина, привыкшая безропотно выполнять все прихоти хозяина, и на этот раз не противилась. В гостиной, увешанной картинами в золоченых рамах с изображением святой Марии с детски невинными глазами, раздался веселый звон хрустальных бокалов.
