Взмахивая руками, как крылышками, она танцевала и подпрыгивала, стараясь, чтобы никто, кроме мамы, не видел ее. Маме можно, она не мешает.
Песенки и танцы были главной радостью ее детства.
— Жаворонок ты мой! — говорила мать и обнимала ее так крепко, что у дочки захватывало дух.
Девочка любила убегать в лес и луга, забиралась в кусты, играла на выбитой колее полевых дорог, в прибрежных зарослях над ручьями, порой даже не откликаясь на зов матери, не слыша его, увлеченная игрой.
Девочку звали Иоганой. Но об этом она узнала, только когда начала ходить в школу, потому что дома все ее называли Жанетта.
Когда они останавливались в Некмерже, учитель вызвал однажды мать и, называя ее пани Гарвановой, — вот именно — пани Гарванова! — стал уговаривать послать Жанетту в Прагу. Мол, там он найдет для девочки опытную учительницу, — он сам любитель музыки, и у него есть много знакомых музыкантов, — Жанетте надо учиться, у нее редкий голос и абсолютный слух, из нее выйдет замечательная певица.
— Мамочка, мне так хочется. Ну, мама!
И черноволосая девчушка умоляюще сложила руки.
У матери слезы навернулись на глаза. Мыслимое ли дело! Учение стоит огромных денег, а у нас их и так вечно не хватает. Да и не в том только дело, что нечем платить за ученье, Жанетта не маленькая, должна помогать семье, она нужна дома. Всего в цирке, кроме супругов Гарвановых, еще трое детей и трое чужих мужчин, если считать старого Резека. Гарвановы и без того ломают себе голову: как добыть денег на пропитание.
Что поделать — кем бы только ни могли стать молодые люди, да не стали, приходится браться за что попало, как жизнь заставляет. Так уж повелось на свете, и никто этого не изменит.
Ружена Гарванова была признательна учителю за добрый совет и вообще за то, что он так внимательно отнесся к ее девочке. До сих пор никто не удостаивал их такой чести. Ружена хотела было даже поцеловать ему руку, как священнику, но учитель не позволил и только нахмурился. Ему стало ясно, что он напрасно уговаривал мать этой удивительно музыкальной девочки. Когда они прощались, уходя из школы, он едва кивнул им в ответ.
— Почему ты не хочешь послать меня в Прагу, мама?
— Не выматывай мне душу! — в сердцах воскликнула мать.
Она и сама понимала, что дочь могла бы стать певицей и танцовщицей и жить припеваючи. А из старшего сына Иеронима вышел бы превосходный скрипач. С пяти лет мальчик играл на скрипке, которую они выменяли у цыгана! И как играл! Послушаешь — сердце радуется.
