Звезды зреют на яблонях | страница 47



Я могла бы сказать:

— Вы бывали в Асуане? А я дважды бывала. Я представляю себе даже примерно то место, где будет выгружено колесо. Не там, где карантин для скота, который перегоняют из Судана, или же где среди жидких пальм отдыхают пришедшие из Сахары запыленные, голые, в одной только набедренной повязке кочевники, и волосы у них как большая шапка из рыжей шкуры, набитой песком. Это почти рядом со станцией Асуан-товарная. Там не выгрузят колесо. Его придется везти из Александрии на баржах — сначала по большому каналу Махмудия, потом по Нилу.

Пожалуй, колесо выгрузят недалеко от того места, где из воды поднимаются пилоны храма и на них изображение Исиды. Угловатые контуры девичьих бедер, плеч, и нежный, чуть выпуклый, уже женский живот. Художник достиг этого глубиной рельефа, точным учетом того, как будет падать на пилоны свет. Когда мы подъезжали в лодке, по воде от весел бежали солнечные блики, вода отбрасывала их на пилоны, и богиня, нагая, живая, шла по стене. И на маленькой царственной голове, между двух рогов, лежал совсем неподвижно круглый диск солнца… Так и сейчас египтянки носят тяжести… Мужчины в лодке отвернулись. Возможно, им казалось, мужские взгляды смутят богиню, но я думаю иначе: это она их смущала и соблазняла своей прелестью и своей наготой.

Примерно тут и выгрузят колесо. Быть может, чуть выше по Нилу.

…Сумеют ли там расшифровать то, что заложено в колесе? Постараются расшифровать!

Когда Татаренко работал на бульдозере и рядом стоял ученик-араб, а кругом была жара, темнота, и почему-то не подвезли питьевую воду, я слышала, как ученик, часто поглядывая на часы, сказал, обращаясь к Татаренко, то, что подсказала дружба:

— Ничего, я слышу: уже везут воду!

Я думаю, арабы постараются расшифровать…

Такой народ, как наш, посылает не только колесо — он посылает себя. Это как запах жатвы в соломе.

ЕРЕВАНСКИЙ БЛОКНОТ

Этот блокнот мог бы остаться лежать у меня в столе. Скорее всего, так бы это и получилось, но множество обстоятельств, наслаиваясь одно на другое, заставили меня извлечь его на свет: синева Средиземного моря, поразительно открывшаяся в иллюминаторах самолета, распластанные на ней желтые коврики греческих островов, детский голосок, вдруг возникший в памяти:

Горы Псилоритис, Мадарес и Латисиотика,
Вы стали домом нашего вождя Подиаса!

Песня появилась как раз в ту минуту, когда стюардесса, тонюсенькая, в платьице морской голубизны — почти такой же, как там, внизу, — очень деловито всем нам объявила, что по левому борту Крит.