Девица эта представляла собой вид довольно обычной наружности: при росте чуть выше ста семидесяти сантиметров, ее телосложение было довольно плотным, что легко угадывалось через прилегающий к телу военный костюм защитного цвета «хаки»; не очень уж красивая физиономия, бывшая несколько округлой формы, выделялась черными, злобными, «зыркающими» зенками, маленьким, снабженным небольшой горбинкой носиком, широкими, сведенными к переносице густыми бровями, а кроме того, плотно прижатыми друг к другу губами, тонкими, а соответственно, выдающими общую скверность характера; темные длинные волосы были сведены назад и стянуты там в виде «хвостика» — весь ее такой внешний облик выдавал уверенную в себе натуру, способную не только постоять за себя, но и подчинять себе духовно более слабых. Звали ее также довольно необычно, а именно Шульц Грета Карловна, что напрямую свидетельствовало о принадлежности девушки к плененным во время войны немцам, некогда сосланным в Сибирь, но уже прочно там обосновавшимся и давно обрусевшим.
Во всей этой компании двое выглядели совершенно спокойными, и нервничала, единственное, одна только Вихрева; дальние поездки всегда вызывали у нее неприятные ощущения, однако в прошлых случаях нервозность пусть и присутствовала, но это было нечто другое; сейчас же она на каком-то подсознательном уровне отчетливо чувствовала приближение чего-то непонятного, сказать больше, жуткого, но вместе с тем никак не могла объяснить себе свои холодящие нервы домыслы; объяснение заказчицы было вполне убедительным и не выходило за рамки принятых в их не совсем законном бизнесе правил и устоявшихся за долгое время традиций; кроме всего прочего, ее сопровождал опытный в таких мероприятиях сутенер, являвшийся в данной ситуации также телохранителем, и, конечно, работодателем — а вот как раз эта последняя характеристика и являлась в сложившимся коллективе определяющей, ведь если уж он и решил, что нужно ехать, то тут, — хоть чего там почувствуй! — а заказ все равно отработать придется.
Мария давно уже привыкла к своей, смело можно утверждать, опостылевшей жизни, связанной с постоянным риском и жестоким к ней обращением. Она, являясь выпускницей детского дома, прекрасно понимала, что выходцам из этого учреждения пробиться в чем-либо, кроме как удачно выйти замуж, случаи представлялись крайне и крайне редко, поэтому, наверное, большинство воспитанниц ДД — таких же, как и она — выбирали именно такой вид нескромного заработка, быстро свыкались со своей незавидной жизнью и ни на что в ней не сетовали. Несомненно, именно по этой причине видавшая виды девушка умело скрывала свою нервозность и, несмотря ни на какие предположения, казалась совершенно спокойной, где ее не выдавал даже голос, интонацию которого успешно получалось держать в обычной своей тональности. Все же, чтобы немного прояснить себе место, куда их вела злодейка-судьба, да еще и сидевшая на заднем сидении злобная женщина, она, повернувшись и глядя ей прямо в глаза, настойчиво, но все же где-то и ласково так спросила:
