– Какие светлые стороны могут быть в трусости? – недоуменно спросил виконт Антуан. – Трусость – это всегда низко и недостойно мужчины! К тому же трусливый друг страшнее врага, ибо врага опасаешься, а на друга надеешься.
– Согласен, – кивнул Блез. – И все-таки она найдется, светлая сторона, Лео не даст соврать.
– Поясни, – приказал я.
Мне совсем не хотелось подтверждать его тезис о том, что трусость – это не всегда плохо. Иначе что обо мне подумает дю Эскальзер? Мнение Казимира тоже было немаловажно.
– Охотно. Вспомни, Лео, как все происходило в те времена, когда мы еще не излечили Головешку от трусости? Караул на ночь можно было не выставлять: он, спящий, сразу же на ноги вскакивал, едва только в округе объявлялась опасность.
Мне только и оставалось, что кивнуть.
– Что это с ним?! – глядя на Головешку, поразился Казимир.
Морда у Теда побагровела до свекольного цвета, и я прыжком оказался возле него, полагая – все дело в кляпе, который не дает ему возможность вздохнуть, когда он выплюнул его сам.
– Ну так что, навозные черви? Вы настолько боитесь услышать о себе слова правды, что заткнули мне рот?! – Лицо его искривила презрительная усмешка.
Не надо и говорить, как быстро кляп вновь оказался на своем месте: кому доставит удовольствие выслушивать о себе правду в его разумении?
За спиной скрипнула дверь, пропуская Мэри. Лицо у нее немногим отличалось от того, каким не так давно оно было у Головешки.
– Что с тобой?! – переполошилась Рейчел. – Тебя кто-то обидел?
– Если мужчина обнаруживает девушку в своей спальне, это совсем не значит, что она пришла туда намеренно! – возмущенно заявила та. – Вернее, даже если девушка пришла туда намеренно, это совсем не значит того, что о ней сразу подумают!
И принялась торопливо рассказывать:
– Я ждала-ждала возле спальни, его все нет и нет, а вы же срочно меня послали! Ну и решила – возьму без спроса ненадолго и сразу же назад принесу. Только в спальню зашла, а дверь сзади – стук, замок – щелк, а сам он руки ко мне тянет. В общем, получилось так, что часы я разбила о его голову.
Я набычился. Ничего не имею против того, чтобы Мэри оставалась в спальне Эйдвина до утра или вообще из нее не выходила: ее нравственность – ее личное дело. Но когда своего желают добиться силой от человека, который находится среди моих людей, прежде всего оскорбляют меня! И я уже собрался пойти и высказать все, что думаю, хозяину замка, когда он заявился сам. Держа на лице виноватое выражение, а в руках – клепсидры.
