Я обдумал этот вопрос и в конце концов сказал:
– Присядь-ка.
Она опустилась на краешек кровати и склонила голову набок, как частенько делала, когда была ребенком.
– Ну что? – спросила она.
– Я просто хотел сказать, что самое лучшее в моей жизни – это возможность наблюдать, как ты растешь и становишься женщиной.
– А я поговорила с мамой, – поделилась она.
– Правда?
– Она рассказала мне, что она сделала. По ее словам, не все так плохо, но я возразила, что она прекрасно представляла все последствия такой подставы. Кажется, она поняла.
– Спускайся вниз, – попросил я. – Дай я оденусь.
Несмотря на мой поздний подъем, день прошел почти нормально. Эйжа делала необходимые телефонные звонки и заполняла для меня чеки. А я смотрел на улицу Монтегю и думал об Эффи, которая притворяется проституткой, чтобы поддержать меня, и о Мэле, вылетающем из преисподней в образе огненной птицы, дабы служить мне ангелом-хранителем.
Я намеревался использовать полученные от Уиллы деньги на проведение полного расследования дела Стюарта Брауна о Свободном Мэне. Но сперва нужно подготовиться и разобраться с некоторыми делами, которые Управление полиции Нью-Йорка успело повесить мне на шею.
– «Англ-дангл»[11], – после четвертого гудка в трубке послышался глубокий хрипловатый женский голос. Была половина седьмого, и Эйжа собиралась уже домой.
– Будьте добры, Марти Морленда, – попросил я.
– Кого?
– Мой друг Марти сказал, что будет в вашем баре, а я могу позвонить ему… в шесть.
– Во-первых, – раздраженно сообщила дама на том конце провода, – сейчас шесть тридцать. Во-вторых, даже если бы этот ваш, как вы говорите, друг был здесь, вам надо было бы перезвонить на платный номер, чтобы поговорить с нашим гостем.
После этого она бросила трубку, а я улыбнулся.
– А что смешного? – Эйжа смотрела на меня, замерев в дверях.
– Люблю я свою работу, – признался я.
– Ты занимаешься этим делом для мисс Портман?
– Разумеется.
– Ты здорово напугал недавно Коулмана.
– О, правда?
– Они с мамой каждый вечер об этом говорили, когда думали, что я уже сплю. Она все гадает, что же он такое сделал, за что ты можешь его прижать.
– А он что говорит?
– Я не могу расслышать. Он обычно говорит шепотом, это мать кричит. Но знаешь что, папочка?
– Что?
– Я думаю, ты должен вызнать его делишки и сдать его.
Я пристально посмотрел на дочь. Оказывается, на моем солнечном зайчике есть и темные пятна. Она присела на один из ясеневых стульев для посетителей; лицо и поза ее выражали абсолютную серьезность.
