Интересы советской разведки в 1970–1980-е годы простирались по всему миру, но главным объектом работы являлись, конечно, Соединенные Штаты — «главный противник», как их называли чекисты между собой. Именно на американском направлении были сосредоточены основные усилия ПГУ. Необходимо было знать точный оборонный потенциал США, внутриполитический расклад, добывать новинки науки и техники, особенно военного применения, получать информаторов в спецслужбах и вооруженных силах. К этому времени ФБР уже не повторяло ошибок времен Второй мировой войны, когда советские агенты действовали почти беспрепятственно. Не дремало и ЦРУ, которое со второй половины 1950-х годов перешло в наступление и активно вербовало своих агентов за «железным занавесом» — то, чего в прежние времена нельзя было себе представить. Так что советской разведке в 1970-х годах приходилось действовать в более сложных условиях, чем во время войны, когда американцы воспринимали Москву как друга, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Тем не менее Крючкову было чем гордиться, его людям удалось завербовать, например, таких агентов в спецслужбах и вооруженных силах США, как Эдвард Ли Говард, Олдрич Эймс, Роберт Ханссен, Гленн Майкл Соутер, Джон Энтони Уокер.
Одновременно шла работа и против НАТО, крупных европейских государств. На этом направлении Владимир Крючков действовал в тесном сотрудничестве с коллегами из спецслужб соцстран, в первую очередь ГДР, обладавшей наиболее сильной разведкой во главе с Маркусом Вольфом. При этом действовало негласное правило — не раскрывать друг перед другом источники информации, своих агентов. Иногда это приводило к негативным последствиям. Так, в разгар потепления отношений с ФРГ при канцлере Вилли Брандте, министерство государственной безопасности ГДР («Штази») продолжало свою операцию по внедрению в его ближайшее окружение своего агента — Гюнтера Гийома, дослужившегося до личного референта бундесканцлера. Его арест в апреле 1974 года послужил поводом для отставки Брандта в следующем месяце с поста главы правительства, что не могло не отразиться негативно на советско-германских отношениях.
На время работы Крючкова в разведке пришлось и потепление отношений СССР с Западом, и их последующее охлаждение. Рассматривая с позиций сегодняшнего дня происходившее тогда, нельзя не заметить, что вина в том, что на смену разрядке вернулась вновь конфронтация, лежит и на Соединенных Штатах Америки. Вместо того чтобы всячески поощрять Советский Союз к сотрудничеству с Западом (кульминацией чего явилось подписание акта в Хельсинки в 1975 году), американцы начали кампанию по борьбе за «права человека». В результате советские руководители, которые выросли в сталинские времена на пропаганде самого злобного антиамериканизма, а еще раньше на ленинском черно-белом восприятии мира как борьбы труда и капитала, но которые смогли сделать вопреки впитанным установкам первые шаги навстречу Западу, ничего не получили от своей открытости, кроме потока оскорблений и инсинуаций. Это особенно заметно на фоне того, как развивались отношения США с Китаем. Ричард Никсон совершил в 1972 году два прорывных визита — в Пекин и в Москву, играя на противоречиях между двумя ведущими коммунистическими странами. Однако от маоистского Китая, где ни о каких диссидентах не могло быть и речи и люди были низведены до положения винтиков, ни до, ни после американцы не требовали ничего по части прав человека и при этом вкладывали в него огромные деньги. А к либеральному на его фоне брежневскому СССР, с его расцветом самиздата, предъявлялись требования словно к стандартной демократической стране. Взять вопрос положения евреев — если при Сталине в 1952–1953 годах развертывались и дело Еврейского антифашистского комитета, и «дело врачей», обвиняемых по ним и расстреливали, и пытали, то уже меньше чем через пятнадцать лет — при Брежневе, по его личной инициативе и еще задолго до всякого давления Вашингтона, разрешили эмиграцию евреев в Израиль, являвшийся противником СССР, с которым в 1967 году порвали дипломатические отношения. Да уже за одно это Брежневу в порядке поощрения стоило присудить Нобелевскую премию мира. Ведь еще при Хрущеве нельзя было и заикнуться — «я еврей и хочу жить в Израиле». Но американцы поступили ровным счетом наоборот, приняв поправку Джексона — Веника, ставившую торговые отношения между СССР и США в зависимость от еврейской эмиграции. То есть за самыми первыми шагами к сближению и взаимопониманию незамедлительно учинялись провокации, делавшие невозможными нормальное развитие отношений. Вместо того чтобы убеждать советских руководителей, в массе своей твердолобых ортодоксов, еще вчера подручных Сталина, как, например, Алексей Косыгин, в том, что «Запад не кусается», что сотрудничество с ним перспективно и сулит конкретные выгоды — политика, которую проводили в отношении Китая, — их начали травить и пугать с новой силой.
