Почерневший на огне чайник начинает осторожно посвистывать, Аня выкладывает в кастрюлю консервы, заливает кипятком, крошит лук, сыплет какую-то крупу. На костер ставится теперь и кастрюля. Женька разгребает успевшие нагореть угли и закапывает в горячую золу картошку.
Разведчики не возвращаются долго. Аня с тревогой посматривает в сторону монастырской колокольни, но ни о чем не спрашивает. Я всегда говорю: у моей жены железный характер! В кустах раздается какой-то шорох, и голодные следопыты появляются у костра в целости и сохранности.
— В монастыре — турбаза, — докладывает Сережка, заглядывая в кастрюлю.
— Так. Дальше? — говорит Женька.
— Там есть кино,— подсказывает Юля,— летнее...
— Не лезь, сам знаю,— продолжает Сережка,— в двадцать один ноль-ноль идет «Колдунья». Дети до шестнадцати лет не допускаются.
— Так. Дальше?
— Дальше — все.
— О, несчастные дети города! Надо было ехать за сто двадцать пять километров от Москвы, чтобы посмотреть «Колдунью».
Ребята смущены. Я тоже чувствую себя неловко. Черт возьми, город отучил нас от леса, от простора полей, от птичьего гомона и цветения диких трав.
Спасибо Женьке — он вовремя примирительно предлагает:
— Ладно, следопыты, садитесь к костру. Будем питаться.
Все долго усаживаются, нам мешают... ноги. Только Сережка храбро приземляется «по-турецки». Мы хлебаем горячее варево, заправленное консервированным мясом, черными крапинками золы, сдобренное горьковатым дымом. Каждый старается обогнать соседа.
Есть что-то необыкновенное в этой еде!
Даже Юля, привередина Юля, и та старается так, как будто первому едоку назначена крупная премия.
Постепенно темнеет. Пора спать.
Машину решено уступить женщинам. Мы же устраиваемся на ночлег по-спартански: охапку сена, кусок брезента, старенькое одеяло. Сережку укладываем посередине, чтобы не укатился куда-нибудь под куст.
Лежу блаженно вытянувшись и долго не могу уснуть. И не потому, что жестко, и не потому, что нет привычной подушки под ухом,— думаю.
Странно, в Москве я тоже часто подолгу лежу без сна и вспоминаю события дня, служебные неприятности, заново переживаю встречи с людьми. Почему-то мысли бывают всегда деловые, тревожные. А здесь меня несет в прошлое.
Вот я мальчишкой иду по нескошенному лугу, прутиком сколачиваю головки пышных одуванчиков. Сзади раздается какой-то шум, неожиданно ощущаю толчок в спину. Отскакиваю в сторону и вижу: на меня несется здоровеннейший гусак. Откуда взялось такое чудовище? Оно шипит, пригибает к земле длинную шею, идет в атаку. Тогда в детстве бой с гусаком представлялся событием драматическим, полным переживаний, а теперь я улыбаюсь— весело вспоминать минувшее...
