Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог | страница 40
МХАТ в 1927 году выпускает спектакли «Безумный день, или Женитьба Фигаро», «Сестры Жерар» и «Бронепоезд 14–69». В сознании родителей Олега эти события занимали такое же место, как запрещение рабства — в том же году — в Сьерра-Леоне или заключение советско-персидского договора о ненападении. Главное событие — сын — породило новый смысл жизни. Еще и потому, что предыдущий сын умер, и теперь надо было родить и вырастить живым другого. Так радикально меняется задача; я знаю, как нагружают нового ребенка долгом за предыдущего, ушедшего маленьким, только-только давшим надежду своим родителям.
Из-за эмоциональной перегрузки, павшей на Олега, в его душе вырастет отчетливый протест: доказать всем, что я хороший. В дневнике он сначала написал, что цель его жизни — стать хорошим человеком. Потом зачеркнул хорошего и подчеркнул человека. Высшая справедливость для времени его юности заключена в человеке, и полнота требований к высшему в человеке непонятна без особых комментариев. Что означало стать человеком в объеме представлений о человеке Олега Ефремова, москвича, из семьи служащих, то и определило впоследствии и театр «Современник», и его — ефремовский — МХАТ.
В октябре 1927 года вся страна готовилась к юбилею революции. То же самое страна делала в каждом году с цифрой 7 на хвосте — никогда не пропускала. Не заметить очередное празднование Великого Октября было невозможно. Причем плюс-минус год тоже обрастал ракушками, будто днище лайнера на приколе. (Напишешь в 2019 году слово прикол и думаешь: объяснять или не надо?)
Родиться на Арбате и умереть на Тверской — это надо уметь. Даже если ты коренной москвич из центра, ты можешь при неких градостроительных раскладах оказаться в глухом замкадье. Но и те, с кем этого не случилось, кажутся порой «пацанами с окраины». Ефремов некоторым казался именно таким.
— Один ваш друг сказал, что вы всегда казались пареньком с окраины — по крайней мере носили окраинное лицо.
— Я знаю кто. Но он хороший парень, злого не думал. Он ради красного словца.
Еще мальчиком он знал о себе многое. Говорить о рождении по адресу, учебе в школе с номером, женитьбе в загсе того или иного района — нелепость какая-то. Условность и реверанс. Посему и в нашем повествовании непознаваемое, неуловимое время протекает и подтекает, готовое взорваться фонтаном и обрушиться водопадом с ненавистного автору анкетного обрыва. Устная история,