— Я не хочу, чтобы он умирал, — уже спокойнее проговорил Домиан, отставив в сторону стакан с недопитым виски и совершенно детским жестом закрывая руками лицо, — не хочу…
Неважно, почему. Неважно, что он увидел в его серебристых глазах — то ли его отчаяние, из-за которого мальчика так хотелось защищать, то ли его ненависть к собственной силе, смешанную с гордостью, то ли эту самоуничтожительную горечь, сквозившую в каждом его поступке и вылившуюся в самоиронию и нарочный поиск вещей и поступков, которые заведомо были бы неправильными, противными его природе. Все это неважно. Мальчик был несчастен, и несчастен именно потому, почему в свое время потерял вкус к жизни и сам Домиан — из-за вампирской природы. Каин — из-за своей, которая стала для него чем-то вроде плена, а Домиан — из-за Кэтрин, которая в свое время лишила его единственного любимого человека и внушила ненависть и отвращение ко всем вампирам.
«Если он не умрет, ты уж точно лишишься того, из-за чего жил все это время и из-за чего так быстро угробил свое здоровье», — ехидно напомнил рассудок.
Домиан болезненно поморщился. Он и так знал, что Каину придется умереть, даже если ему этого и не хочется. Он обязан умереть, он не выживет. Его мир обязательно уничтожит его. Он уже почти это сделал.
«Верно, — согласился здравый смысл, — а ты не будешь вмешиваться. Это просто и правильно. Это даст тебе эликсир бессмертия. И тогда ты сможешь сказать, что прожил жизнь не зря».
Домиан молча кивнул, соглашаясь с самим собой и, снова пьяно икнув, устало положил голову на сложенные на столе руки. Чтобы уже в следующее мгновение крепко заснуть.
* * *
А просыпаться утром было очень неприятно, некомфортно и даже больно. Неприятно — потому что удалось не сразу. Глаза не хотели открываться, руки затекли, а край стола больно давил в грудь. Некомфортно — ну а как еще можно назвать сон за столом на неудобном кресле? И больно — голова, руки, ноги, грудь — все болело. Как от неудобного сна за столом, так и от вчерашнего перепоя.
Пеняя себя за такую неосмотрительность и даже беспечность, Домиан заставил себя подняться на ноги и, кривясь и морщась, доковылять до кухни, где ему удалось умыться, выпить воды и хотя бы немного привести себя в порядок. Стало немного лучше, и мужчина заварил кофе, попутно продолжая ругать самого себя за то, что он вчера себе позволил. В таком положении, когда нужно оставаться начеку, когда он вообще не собирался спать, чтобы не терять бдительности, он умудрился не только заснуть, но еще и напиться! Хотя… ему было плохо, действительно плохо, так что неудивительно. Его раздирали противоречивые чувства, из-за которых его руки и потянулись к бутылке виски. А дальше, когда он все-таки нашел в себе смелость признаться самому себе в происходящем, он уже не мог остановиться.
