…С первых дней работы в кино Гончаров занял ведущее место. Из семи сделанных в 1908 году картин четыре были отрежиссированы им. В 1909-м он ставит девять картин (по его же сценариям). В соревнование с ним тут же вступают молодой Пётр Чардынин с пятью фильмами и Яков Протазанов со своим первым фильмом «Бахчисарайский фонтан».
Весной 1911 года Гончаров в очередной раз рассорился с Ханжонковым — как обычно, «навсегда». Воспользуюсь этой «паузой» и на минутку вернусь к началу. Попытаюсь бегло «вспомнить», как выглядел, как ощущался наш первобытный кинематограф в самые первые годы.
Прежде чем перейти к сути тех наивно-примитивных тем, с какими было связано начало нашего кинематографа, хочу посетовать, что никто (по крайней мере мне кажется именно так) — никто из тех, кто первым исследовал это новое и удивительное явление, не увидел его прямую связь с русским Балаганом. Разве что отчасти Николай Евреинов (но о нём позже).
А между тем именно этот Балаган был предтечей и где-то кровным братом кинематографа. Вспомним: начиная с незапамятных времён, это был истинно народный лубочный театр — со своими традициями, со своей городской и дружелюбной публикой, со своими танцорами, актёрами, фокусниками, бродячими акробатами, жуликами и т. д.
Великий Владимир Гиляровский, пытаясь передать самый нерв балаганной стихии, писал:
…Всё шумит, везде движенье,
Громкий хохот без помехи.
Там «блины» — кричат — «горячи!»,
Там зверята для потехи…
Настоящий праздник это!
И при этом непременно
«Караул!» — горланят где-то…
Однако жизнь оказалась гораздо жёстче и жесточе (не отсюда ли непременный «караул»?). Уже в начале первой удачи — первого успешного «рабоче-крестьянского» взрыва — сама эта жизнь как бы стихийно попыталась затоптать Балаган. И тут ей реально «помог» кровный родственник Балагана — Кинематограф. Сам народ, сама обожавшая его публика. Так в конце концов у Балагана появилась более дешёвая и простая замена.
Конечно, Балаган погибал, сопротивляясь. Временами он даже пытался возрождать себя. Да и вообще традиции Балагана не совсем умерли. Они отчасти ожили — на эстраде и в театре. Балаганно-зрелищный дух воскресал и в красных празднествах, и у Мейерхольда в «Лесе» и «Ревизоре», и у Маяковского в «Мистерии-буфф» и в пьесах, и у Вахтангова в «Турандот», и у Евгения Замятина с Алексеем Диким в популярнейшей «Блохе», и у самого Немировича-Данченко в именитой «Лисистрате» и много где ещё.
