Другой странный эффект состоял в том, что намерение, похоже, влияло на все, встречавшееся на его пути; когда в изучении намерения были использованы семена, воздействию подверглось в той или иной степени каждое семя, независимо от того, было ли оно целевым. Это также подразумевало серьезные выводы, предполагая, что информация регистрируется живыми объектами из всей внешней среды, а не просто передается между двумя единицами коммуникации.
А наибольшее значение, похоже, имел опыт. Самые впечатляющие результаты мы получили от тех, кто имел большой опыт в направлении сфокусированных мыслей, как, например, опытные медитаторы или целители. Наши самые успешные «Эксперименты на прорастание», когда семена, получившие намерение, вырастали почти в два раза выше контрольных, задействовали мою аудиторию в Хилтон-Хеде, в Южной Каролине, включавшую 500 опытных практиков целительства прикосновением. И кроме того, мы усвоили из «Экспериментов на прорастание» и «Водных экспериментов», что наше намерение работает тем лучше, чем конкретнее мы его формулируем.
Мои скромные эксперименты были весьма просты, можно сказать, элементарны, даже грубы. Но они подразумевали нечто грандиозное.
Они бросали вызов большей части классической физики, построенной на законах движения и гравитации, разработанных Исааком Ньютоном и опубликованных в его «Началах» в 1687 году [25]. Ньютоновские законы описывают четко устроенную вселенную фиксированных и разделенных объектов, действующих в соответствии с установленным порядком во времени и пространстве, и одним из наиболее фундаментальных является его первый закон – идея того, что любой конкретный объект покоится или продолжает движение с постоянной скоростью, пока на него не воздействует внешняя сила. Этот закон представляет собой краеугольный камень каждого из наших уверенных предположений о том, как устроен мир, выражая идею того, что вещи статичны, раздельны и неизменны, пока что-либо физическое, некая сила – нажатие, толчок, резкий удар, – не воздействует на них. В самом деле, все законы Ньютона описывают вещи, существующие независимо друг от друга и требующие какой-нибудь физической, измеримой энергии для изменений, даже для движения.
Однако ничто в моих экспериментах даже отдаленно не напоминало того, что мы можем назвать ньютоновским мировоззрением. Мы ничего не делали с вещами; мы думали о них. Эффекты, зарегистрированные нами, в основном соответствовали непредсказуемым законам квантовой физики, как их впервые определил Нильс Бор и его протеже, немецкий физик Вернер Гейзенберг. Они признавали два фундаментальных аспекта квантовой вселенной. В микроскопическом мире вещи на самом деле еще не есть вещи, а только микроскопические облака вероятностей. Каждая субатомная частица не является некой твердой и устойчивой вещью, а существует просто в виде потенциала любой из этих будущих «самостей» – или в виде того, что известно в физике как «суперпозиция», то есть сумма всех вероятностей.
