Горняки расступились, чтобы дать Рюдигеру возможность подойти к доске. Один из забойщиков потребовал перевести Рюдигеру все, что он скажет.
— Двадцать шесть процентов означают: что-то неладно с нормой. Моя бригада не из плохих, всякий подтвердит, но больше ста пятнадцати процентов мы не выжимаем. На новой врубовой машине. Знаете, что я думаю? Норму надо пересмотреть, я просто настаиваю. Вот это, — он постучал согнутым пальцем по доске, — только вводит в заблуждение. А как при этом обстоит дело с планом?
Разгорелась перепалка, и голос переводчика потонул в общем шуме. Бригадир убеждал Рюдигера уже по-украински; он крепко держал его за рукав, как это обычно делал Генрих Вендт, когда хотел сообщить нечто важное.
Рюдигер улыбнулся. Бригадир посмотрел на него обиженно, но потом тоже улыбнулся, и все вокруг дружно засмеялись.
— Он имеет в виду план индустриализации, — сказал директор. — Это наш высший закон. Советская власть плюс планирование — это и есть мы сами.
Но бригадир не отступился и отпустил директора лишь тогда, когда тот пообещал пересмотреть норму добычи передовой бригады.
Вечером Рюдигер сидел в красном уголке недавно построенного Дома культуры. Он уже ответил на бесчисленное множество вопросов, но ему задавали все новые.
— В ваших шахтах тоже есть электрические врубовые машины?
— А в вашей столовой каждый день бывает горячая пища?
— Завоюет ли коммунистическая партия большинство рабочих?
— Сколько коммунистов насчитывает ячейка вашей шахты?
Выступали пионеры, женщины пели украинские народные песни. Вечер в честь немецкого шахтера закончился стремительной пляской молодых горняков.
Такова была родина советского народа. Лежа под пышным стеганым одеялом в цветастом пододеяльнике, Рюдигер не мог заснуть. Красочные картины минувшего дня проходили перед его глазами — смеющиеся девушки, поющие дети, любознательные парни, серьезные беседы мужчин. Он пил и водку, и квас, и сладкое крымское вино. До утра так и не удалось сомкнуть глаз. И все-таки он чувствовал себя свежим и отдохнувшим.
В огромных домнах плавилась руда, и чугун раскаленной лавой бежал по разливным желобам. По вечерам багровое зарево освещало все небо. Совсем как дома, когда раскаленный шлак освещал горизонт и вагонетки на отвалах вспыхивали жарким пламенем.
Рюдигер спускался с директором в шахту, бывал в гостях у горняков и с аппетитом уплетал вкусные пельмени. Он никогда не забудет счастливого лица хозяйки. Она подошла к большому резному шкафу и достала из него вышитый пестрыми цветами платок.
