Великан угрожающе сжал кулак и, многозначительно кашлянув, продолжал:
— Но комиссия давным-давно уж поднялась из шахты. Где же Рюдигер? Небось сидит у оберштейгера и лясы точит.
И, тут же переменив тему, он злобно проворчал:
— Если ты секретарь ячейки и наприглашал людей, так изволь и сам вовремя явиться!..
Брозовский все еще не считал нужным возражать. Он выжидательно поглядывал в сторону квершлага. Вот какая-то тень заслонила пунктир светящихся точек. «Наконец-то!» — подумал он.
Великан нетерпеливо гаркнул:
— Ты что, оглох? Как горохом об стенку!
Брозовский беззвучно рассмеялся. От улыбки на щеках его обозначились морщины.
— Уймись, Юле! — сказал он миролюбиво.
— Не уймусь! Хочешь угодить и нашим и вашим! — упрямо продолжал Юле Гаммер. — Что мы тут, в бирюльки играем?
— Нет. Но в середине смены мы еще не знали, что случится прорыв газов. Иначе не стали бы созывать всех сегодня. А Рюдигера наверняка задержали наверху.
— Да что ты мне талдычишь — «не знали, не стали!» Он обязан явиться вовремя, и весь сказ! Разве наше дело не важное? — Юле не признавал никаких возражений.
— Оба дела важные. О чем тут спорить? Он придет, это точно. Ты ведь знаешь его не хуже, чем я. Рюдигера наверняка кто-нибудь перехватил.
У Брозовского был подкупающе теплый, приятный голос. Он, как и все здесь, говорил на тяжеловесном, неуклюжем местном диалекте, но как-то звонче, чем другие, хотя и его голос был слегка сипловат.
Гаммер обратился к товарищам:
— Либо пошли отсюда, либо начнем без Рюдигера. Как, ребята?
Никто не возразил, поэтому Брозовский решил, что должен вмешаться.
— Письмо готово, но нам нужно услышать мнение Рюдигера. Оно так же важно, как и наше с тобой, Юле.
Брозовский снова посмотрел в сторону квершлага. Тень придвинулась ближе. Он улыбнулся.
Но Гаммер все еще кипел. Он был самым рослым на шахте и страшно сердился, если его называли самым длинным; он хотел быть только самым рослым. Юле выпрямился, но стоять в штреке мог только согнувшись.
— Пойду поищу его!
— Не стоит. Только создашь толчею. И привлечешь к нам внимание.
Брозовский тоже встал и загородил Гаммеру дорогу. Помолчав немного, он спросил:
— Юле, а ты всех оповестил? Некоторых товарищей почему-то еще нет.
При этих словах Гаммер попытался распрямиться и сильно ударился о каменистую кровлю. Опустившись на колени, он раздраженно буркнул:
— Кто я, по-твоему? Юле Гаммер или какой-нибудь раззява? У меня, слава богу, голова еще на плечах.
— Голова-то на плечах, а глаза — на затылке, — съязвил кто-то.
