— Ищи случаи, близкие к этим датам, — и побрел на свою Голгофу.
Мэрия, прокурор и «главный городовой» подвергались истязаниям журналистов семь дней в неделю. А начальники устраивали пытку следователю.
По счастью, из мэрии не было никого — надвигались выборы. Боднарь отчет не слушал — и так все знал наизусть, даже приврать мог в нужном русле. Леша Тинаев для порядка задал пару вопросов и отпустил, напомнив о сроках. Можно подумать, Раритет их не чувствует…
От автора:
Трудно работать, когда к тебе приковано всеобщее внимание. Теоретически следователь защищён от давления, но известно, что строгость законов в России компенсируется необязательностью их исполнения. Сколько бы ни расхваливали контроль прессы — она мешает, чаще всего. То выдаст секрет и предупредит преступника, то окажет нажим и вынудит совершить ошибку или подтасовку.
Чтобы докопаться до истины, надо рыть в верном направлении. Ах, если бы следователь Долгов знал, кто и какие сны видел за пару месяцев до убийства Антона Дойчева…
Ему это не дано, а мы — посмотрим.
Зыбкая, неоформленная сущность вспоминает:
— Я Монстр… Нет, я Мирный Обыватель… Или нет?
В уши проникает странный, отдаленный звук… звуки. Не понять, не определить, откуда. Звуки доносятся сверху, глухо, будто через вату или опилки. Там птица, кричит надтреснуто, приседая, подпрыгивая по-воробьиному и гадя под себя от усердия — слышно, как брызги разлетаются…
— Вспомнил! Почему ворона бесстрашно ходит рядом? Я что, труп?
Мысль становится отстраненной. Это удобно, можно взглянуть на себя со стороны:
— Мертвому известно всё, потому он и не хочет дальше жить, ему незачем…
Не знаю, откуда пришла такая сентенция, однако она задевает во мне что-то знакомое.
— Меня трупы не пугают, я их столько нагромоздил за эти ночи… Так что я уже специалист по переводу живых в мертвые. Поставляю клиентов для Харона, имею комиссионные с перевозки на тот берег Стикса…
Забавно, я умею шутить! Но, всё же, кто я такой? Почему я начал думать? Что за чёрт? Почему я теряю созна…
* * *
Кажется, минуло дней пять, пока я очнулся и сообразил, что всё так же заперт в теле зверя. Как долго держит меня обездвиженность… И дважды я отрубался напрочь. Неужели, и впрямь, терял сознание? Такое было со мной на татами, давно, когда пробовал освоить азы самбо. Да, уйти в отруб — неприятное состояние. Крыша набекрень…
Неужели я настолько плох, что себя — собой не признаю? Нет, вроде, он не совсем я… Ладно, потом разберусь. Сначала выбраться отсюда. Я где-то полулежу. Чем-то засыпан. Погребен лавиной? Но не холодно, и снег не тает на лице… Ну вот те, здрасьте — это не моё воспоминание… Или моё? Кто был на Тань-Шане?
