Боль, Закон и Рэвенж Бред | страница 14



От автора:

Таковы будни следователя. Как скоро он поймёт — кто и зачем убил Антона Дойчева — нам неизвестно. Оставим Ивана Терентьевича, пусть размышляет, а мы ненадолго заглянем в чужой сон.

Глава третья

В ночной тиши двигался коренастый мужчина. Именно так выглядели первобытные люди, судя по картинкам учебников истории. Ему на плечо каменное орудие — и готово, хоть фильм снимай.

Цивильно одетый парень заметил неандертальца, заржал, показывая пальцем. Но тот шутить не собирался. Могучие руки напряглись, кулаки сжались. Гневный рык заклокотал в широченной груди. Дикарь готов прыгнуть на жертву.

— Жертва? Это — гнусная тварь!

С небес звучит голос, круг света выделяет цивильно одетого парня:

— Тварь, которая надругалась…

Низкий рык заглушил последние слова — ненависть прорвалась!

В глазенках ублюдка появляется осознание — это мститель возник из ночной мглы!

Рот жертвы открывается для вопля, но поздно! Рука, нет — лапа зверя захватывает шею жертвы, острые клыки вонзаются в горло…

Кровь брызжет в пасть…

Беспомощно суча ножонками, жертва визжит…

Хруст хрящей гортани, брызги крови…

Хрип подонка…

Буря восторга поднимается в душе…

* * *

…мирного обывателя, тот победительно рычит, затем просыпается.

Ночник освещает изодранную подушку.

— Опять тот же кошмар! — утверждает сознание. — Не было убийства, не было!

Но желудок судорожно трепещет, словно заполнен кровью. Стакан с водой не помогает, тошнота не унимается.

— Водки?

Передёрнувшись, измученный человек выпивает полный стакан. Возвращается в постель. Постепенно мир становится проще, голова пустеет и сон затягивает мирного обывателя…

* * *

… но сильное чувство тотчас пробивается родником:

— Убью!

Сон неглубокий, неполный, и совесть успевает бросить упрёк:

— Так нельзя!

Барахтается Мирный Обыватель, стараясь отбиться от желания грызть глотки, захлёбываясь в крови. Но не справился, догнал жертву, растерзал, поставил ногу на останки и завыл, пугая живых подонков…

* * *

… застонал мирный обыватель, вскочил, жадно хватая воздух. Подмял подушку, уткнулся в неё горящим лицом, поймал обрывок мысли, начал раскручивать, уводя себя от воспоминаний о кошмаре:

— Что же так болит во мне, что?

Если бы голова! Там аспирина хватит, а тут совсем иная, внутренняя. Но сознание болеть не может! Потерять его — куда ни шло. Нет, тут душа терзает себя. Но в школе учат — её нет, это поповская выдумка.

— В кошмаре я теряю разум, а как осознаю, что натворил, — пытается понять себя обыватель, — хоть вешайся! Почему мне нравится там, во сне?