Боль, Закон и Рэвенж Бред | страница 14
Таковы будни следователя. Как скоро он поймёт — кто и зачем убил Антона Дойчева — нам неизвестно. Оставим Ивана Терентьевича, пусть размышляет, а мы ненадолго заглянем в чужой сон.
Глава третья
В ночной тиши двигался коренастый мужчина. Именно так выглядели первобытные люди, судя по картинкам учебников истории. Ему на плечо каменное орудие — и готово, хоть фильм снимай.
Цивильно одетый парень заметил неандертальца, заржал, показывая пальцем. Но тот шутить не собирался. Могучие руки напряглись, кулаки сжались. Гневный рык заклокотал в широченной груди. Дикарь готов прыгнуть на жертву.
— Жертва? Это — гнусная тварь!
С небес звучит голос, круг света выделяет цивильно одетого парня:
— Тварь, которая надругалась…
Низкий рык заглушил последние слова — ненависть прорвалась!
В глазенках ублюдка появляется осознание — это мститель возник из ночной мглы!
Рот жертвы открывается для вопля, но поздно! Рука, нет — лапа зверя захватывает шею жертвы, острые клыки вонзаются в горло…
Кровь брызжет в пасть…
Беспомощно суча ножонками, жертва визжит…
Хруст хрящей гортани, брызги крови…
Хрип подонка…
Буря восторга поднимается в душе…
…мирного обывателя, тот победительно рычит, затем просыпается.
Ночник освещает изодранную подушку.
— Опять тот же кошмар! — утверждает сознание. — Не было убийства, не было!
Но желудок судорожно трепещет, словно заполнен кровью. Стакан с водой не помогает, тошнота не унимается.
— Водки?
Передёрнувшись, измученный человек выпивает полный стакан. Возвращается в постель. Постепенно мир становится проще, голова пустеет и сон затягивает мирного обывателя…
… но сильное чувство тотчас пробивается родником:
— Убью!
Сон неглубокий, неполный, и совесть успевает бросить упрёк:
— Так нельзя!
Барахтается Мирный Обыватель, стараясь отбиться от желания грызть глотки, захлёбываясь в крови. Но не справился, догнал жертву, растерзал, поставил ногу на останки и завыл, пугая живых подонков…
… застонал мирный обыватель, вскочил, жадно хватая воздух. Подмял подушку, уткнулся в неё горящим лицом, поймал обрывок мысли, начал раскручивать, уводя себя от воспоминаний о кошмаре:
— Что же так болит во мне, что?
Если бы голова! Там аспирина хватит, а тут совсем иная, внутренняя. Но сознание болеть не может! Потерять его — куда ни шло. Нет, тут душа терзает себя. Но в школе учат — её нет, это поповская выдумка.
— В кошмаре я теряю разум, а как осознаю, что натворил, — пытается понять себя обыватель, — хоть вешайся! Почему мне нравится там, во сне?