Узлы на простыне | страница 21



— Ага…  при чем все знают, что она в коме…  и никто не звонит, не интересуется ее состоянием…  город сволочей короче… .

Я посмотрела на следователя с удивлением. Он читал мои мысли, хотя и выдавал их за свои. Но выдавал их со знаком минус. Хотя и я не торопилась утверждать все это. Но ведь все умереть, как моя бабушка не могли. Вот так сразу. Рассыпаться.

— И что, вот она сейчас приехала, а ты-то кто? — внезапно заданный вопрос рассмешил «хирурга».

— Я - медбрат из больницы.

— Давай сначала. Ну врачи, конечно, пытались связаться с родственниками — а бабушка умерла — телефон молчит. За время адаптации в больнице она что — ни разу никому не позвонила? Не попросила врачей найти родственников и подруг?

— Но дом же молчал.

— А мать не сообщила на работе свой сотовый?

— У меня сестра на скорой тоже работает. Там не говорят в отпуске свой сотовый.

— Подруги? Были у нее подруги? Одноклассники…  однокурсники…  просто друзья…  не в вакууме она же жила…

— Три года в коме…  вы что…  человека максимум на год хватает…  сочувствие проявлять…  и то — скорее любопытство…

В дверях появились люди. Они засуетились над останками. Я вышла в свою комнату, подошла к зеркалу. Ну и ну. Худая, высохшая. Короткий ежик темных волос смешно топорщился надо лбом. Я лизнула ладонь и попробовала пригладить волосы. Они снова вздыбились вверх.

— Ничего, знаешь, какие волосы у тебя теперь отрастут! — Петр вошел вслед за мной.

— Тебе нужно было Днухе позвонить. Ты бы видела, какой крутой за ней отец приехал! Послушай, а у тебя ведь и денег нет? А может, тебе лучше в больнице еще недельку?

Он тарахтел, не замолкая. Моя комната выглядела совсем печально. Пыль на письменном столе, книги…  Они стояли на полу стопками-горками, я точно помнила — я писала курсовую, я их так и оставляла. Герцен, Соловьев, Гегель, история философии 19 века, Аксаков, Киреевские, Самарин, славянофилы…  Библия, история древнего мира, Вавилон, Византия…  Я пнула ногой одну из горок. Она рухнула, веером разложив печатную продукцию на полу. Странно, ковер был свернут, и лежал у стены.

— Конечно, я что — должна всю жизнь в этой больнице провести?

— Да ты так не огорчайся. Нужно восстанавливать силы. Мускулы…

— Уууу, какой у вас шикарный письменной стол. Вы не продаете его? — странный вопрос исходил от появившегося вновь Потапенко. Он заглядывал мне через плечо.

Я оглянулась на свою комнату. Посредине, боком к окну, стоял арабский инкрустированный мебельный экземпляр. Бронзовые ручки и кружевное литье уголков рождало сомнение в принадлежности данной вещи этому месту. Бабушка баловала меня.