Кармайкл вручил ей сдачу.
— Приятно было познакомиться с вами, мисс.
Девушка встала и протянула бармену руку.
— Меня зовут Айрис. Мне тоже было приятно познакомиться с вами, Кармайкл.
Она направилась к выходу, однако внезапно остановилась.
Старик уже стоял за барной стойкой и намывал ее бокал. Он вопросительно приподнял свои кустистые брови:
— Что-нибудь забыли?
— Да, вроде того. Все хотела спросить у вас, когда мы еще разговаривали о старом банке. Вам случайно не доводилось знать женщину по имени Сюзанна Пеплински? Она работала там.
— Не припомню такой. Она была вашей подругой?
— Нет. Просто я нашла кое-что, что, наверно, принадлежало ей. — Айрис пожала плечами и помахала рукой на прощанье.
Его оклик остановил ее.
— Говорите, нашли кое-что?
Айрис промолчала.
— В краях, откуда я родом, есть пословица, красавица: «Не воруй на кладбищах, иначе потревожишь призраков».
Оказавшись на заднем дворе старого банка, Айрис нажала затертую белую кнопку на селекторе и стала ждать. Уже почти стемнело, улицы совсем опустели. В ушах у нее все еще звучало: «Иначе потревожишь призраков…» Она снова надавила на кнопку и уставилась на черную решетку громкоговорителя, будто это была видеокамера, а Рамон где-то там следил за проулком. Однако ничего подобного, не следил.
Девушка снова нажала. В конце концов, ее машина заперта за металлическими воротами. Прождав две нескончаемые минуты, Айрис в сердцах пнула ворота и направилась к фасаду здания поискать в окнах признаки жизни.
Евклид-авеню застилала желтая дымка от уличных фонарей. Девушка прижалась носом к витринному стеклу возле вращающихся дверей и вгляделась в главное фойе. Только мрачные тени и никаких следов Рамона. Она все же постучала по стеклу.
— Вот черт! — взорвалась Айрис.
Она отошла назад. Фасад здания был отделан плитами из неотесанного гранита. На угловой, прямо над тротуаром, Айрис разглядела глубоко прорезанный номер дома, 1010, а рядом с адресом темнело пустое пятно, где когда-то была привинчена какая-то крупная пластина. Наверное, догадалась девушка, оттуда-то посреди ночи и снимали вывеску Первого кливлендского банка. В камне по-прежнему оставались пустые гнезда под болты, словно бы ожидающие установки новой вывески.
Айрис задрала голову. Красный кирпич и плиты из песчаника тянулись до самого ядовито-оранжевого неба. Каждое окошко украшалось каменным венцом, и во всех без исключения царил мрак. Высоко над тротуаром нависал карниз крыши. Даже почти в полной темноте его декорированные консоли и каменные цветы выглядели потрясающе.
