Я смотрела на них и думала: как они не похожи на других людей. Ни в моем мире, ни в мире, где они жили. Сидя под старым огромным черным зонтом, они читали стихи Верлена. Читали наизусть.
Из моей записной книжки:
Другая Анна: Вы чувствовали, насколько Амедео одинок. Может быть, из-за крайней нищеты, в которой он жил.
Анна: Несмотря на нищету, Амедео сиял. Да, мне казалось, что он опутан сетью одиночества. Но я обожала его. Тогда я была молодой женщиной, с восторгом впитывающей парижскую атмосферу. Никто, помнится, не здоровался с Амедео. Даже в Латинском квартале, где почти все знали друг друга. Грустный, отрешенный от всех и вся, этот ставший впоследствии легендой человек был никому не известен. Ему нравилось бродить по ночному Парижу, и это был единственный мужчина, способный появиться посреди ночи под моим парижским окном. Под окном замужней женщины! Не чьей-нибудь жены, а уже широко известного поэта Гумилева! Моего самого вдохновенного читателя и советчика. Нас неудержимо тянуло друг к другу, но мы оба осознавали, что эта тяга не должна стать препятствием на творческом пути каждого из нас. Как забыть те дни! Коля хорошо знал Париж и хотел показать мне каждый уголок. Монмартр, Трокадеро, Эйфелеву башню, Булонский лес, все, все. Он был так счастлив, что я наконец-то приняла его предложение! Мы бродили по Латинскому кварталу, зашли в книжную лавку, и я поразилась количеству издаваемых книг. Как же я завидовала молодым поэтам, что им повезло жить в этой стране! Тогда я была настолько очарована Бодлером, что только и мечтала о том, чтобы положить розу на его могилу. С малых лет я знала, что стану поэтом! Девочкой я становилась перед зеркалом и декламировала стихи, дрожала от счастья, проходя мимо памятника Пушкину. Как же мы были похожи с Николаем, который на все имел свое мнение и смел ставить Бодлера выше Пушкина!
Другая Анна: Итак, вы приехали с Николаем в Париж в свой медовый месяц. Два молодых человека, которых объединяла любовь к поэзии. Как же случилось, что вы оказались с Амедео в Люксембургском саду в дни своего медового месяца с Николаем?
Анна: Поэзия – вот мой ответ. Именно она указывает, кто твоя душа-близнец. У поэзии нет цели. Нет правды. Только поэзия. В то время Модильяни работал над скульптурой в палисаднике перед своей мастерской на Монмартре. Я слышала удары молотка. Вечерами он писал. На стенах мастерской висели огромные полотна. Работал Амедео не покладая рук. Переставал, как мне кажется, только когда был вынужден переезжать с квартиры на квартиру. Влюбленный в египетское искусство, он повел меня в Лувр в египетские залы. Ничто более его не интересовало. Он особенно обрадовался, когда узнал, что я не люблю Анатоля Франса, поскольку сам не выносил его.
