Зеркало напротив меня сделалось черным. Погасли и последние искры. Пурпурная фигура Анны растаяла за какими-то кровавыми, зловещими и угрожающими словами, витавшими в комнате.
Привольем пахнет дикий мед,
Пыль – солнечным лучом,
Фиалкою – девичий рот,
А золото – ничем.
Водою пахнет резеда,
И яблоком – любовь.
Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь…
И напрасно наместник Рима
Мыл руки пред всем народом
Под зловещие крики черни;
И шотландская королева
Напрасно с узких ладоней
Стирала красные брызги
В душном мраке царского дома…
1934 г., Ленинград
Помните, как вы, Анна бродили, точнее – мы вместе бродили. Вы – по мокрому, холодному тротуару вдоль Фонтанки, а я – по треснутым мраморным плитам своего пригорода. Внутри – пустота, которую тщетно пытались заполнить происходящие вокруг события. Несмотря на разделяющее нас расстояние, мы молча шли рядом, как две подруги.
Вы – в своих перчатках, надев «на правую руку перчатку с левой руки», а я – держа в руках мобильный телефон.
Я заметила роющегося в мусорном баке человека. Вы же только что прошли мимо холмика мусора, мгновенное выросшего, когда кто-то сбросил пустые консервы с балкона третьего этажа дома слева. Испугавшись стука, вы подняли глаза кверху. На балконе никого не было. Вы задумались о том, куда выбрасывают пустые консервные банки заключенные. Два дня назад, после многочасового ожидания в очереди, вы передали дежурному посылочку для сына с полбуханкой хлеба и добытыми с таким трудом тремя банками тушенки.
Все времена трагические. Не сравнивая разные условия, в которых каждый из нас оказывается, я не могу не отметить отчаяние, переживаемое чувствительными душами, когда судьба назначает им удел бессильного наблюдателя. Вы пытались осмыслить революцию, что причиняло вам боль. Ждали, сами не зная чего, но ждали, хотя происходящие события убеждали, что ждать нечего. Возможно, вы распределили их внутри себя таким образом, что оставалось место и для надежды. Но с надеждой или без, боль оставалась прежней.
Вот и я стараюсь поместить в себе мир таким образом, чтобы осталось место для надежды. Хотя и знаю, какая она лгунья. Время от времени я пыталась вести дневник. И каждый раз не получалось. Уже через несколько дней я рвала страницы и выбрасывала их в мусорный бак. Потому что понимала, что в дневнике я описывала не правду мира, а то, как я осмысливаю его, чтобы объяснить и выдержать. Голоса, звуки, запахи, люди изображались так, как мне хотелось, как они преломлялись в моем мозгу. Но стоило подуть ветру действительности, как они рассеивались.
