— Где все это находилось? Ну, место… где вас мучили… где оно находилось? Вы можете дать какую-нибудь привязку к местности?
Похоже, что он тоже читает мои мысли.
— Нет… Вы же понимаете, что я была без сознания и по дороге сюда и по дороге туда. Но… судя по интерьеру — это была дача.
— Почему вы так решили?
— Не могу сейчас сказать. В лицо мне светили прожектора. Это мое ощущение. Надо подумать, почему.
— Что за прожектора?
— Ну я же говорю, что стояла камера. Вокруг стояли светильники. Знаете, такие кинематографические. Ватт по 500.
Следователь вдруг встал. Я схватила его за руку. У него вылетел блокнот и, зашуршав, упал на пол.
— Вы защитите меня? — мой глаз от напряжения заслезился. Острое ощущение опасности навалилось на меня вдруг, задавив и засыпав толстым слоем мысли о бессмысленности моего дальнейшего существования в качестве красотки-инвалида.
— От кого?
— Как вы не понимаете. Если они узнают, что я жива, они придут добить меня.
— Вы все равно ничего не видели.
Следователь наклонился и стал искать свой блокнот на полу.
— Послушайте, вы успокойтесь, отдохните. Я приду через пару дней. Может, вы вспомните что-то еще. И тогда обо всем договоримся.
Он пошел к двери. Было совершенно очевидно, что тут мне не помогут. Но ощущение безнадежности и кончености жизни почему-то исчезло. Поддавшись порыву, я делала и говорила то, что хотела, я была самой собой впервые в жизни, не скрывая своих чувств и страхов, своих оценок и ощущений. Что ж, возможно это и сможет стать новым ключиком, что заведет спираль моего движения.
Марины не было. Ересин звонил ей несколько дней подряд. Скоро выходные. Алексей собирался поехать в охотничий домик, провести спокойные два дня без телефонных звонков, без разговоров с друзьями и по делу, без телевизора. Так повелось уже давно. Каждую пятницу, в ночь, — хоть чучелом, хоть тушкой, — он ехал в лес, на водоем, к костру… Чем ближе подходили выходные, тем отчетливее проступала привычка. Прочь, прочь из города — пульсировало у него в голове, — подальше отсюда и… забыться, лежать и смотреть на звезды, на огонь… Утром, в пятницу он начинал говорить о душе. К этому привыкли его родные.
— Гонка сплошная, — жаловался он с 8 утра. — Примечательно ведь что, — нет времени о душе подумать!
О!!! Хочу водки, — мечтал он уже в середине дня. — Много… Потом опохмел неправильный… и 3 дня провисеть…
— Бабуль, я завезу к тебе Мартына?
— С ума сошел? — слышался на том конце дребезжащий голос. — Зачем мне мяукающее и орущее зверье дома?
