— Вы что же считаете, что евреи — нация?
— Слова, опять слова… А как вы их называете?
— Ну, по крайней мере, не нация…
— Да у вас нет методологической базы. Вы просто не видите действительность. Все наши провалы были из-за вот таких, цепляющихся за слова, не умеющих анализировать реальность на основе…
— Инстинктов, — рассмеялась девушка в купальнике.
— Совершенно верно, инстинктов и подсознания, и уровня развития, умения мыслить, а именно, отхода от животного и гипоталамуса.
— В истории свои законы, — махнул крупной ладонью Григорий Аполлоновичи.
— И какие же? Невозможность низов жить по старому?
Все дружно прыснули.
— На троне сидел биологический вырожденец. Все это знали. Правительство все погрязло в сифилисе — все это тоже знали. Тогда почему начали войну? Вот получили и войну и революцию.
— Ну…
— Да что ну?… Один Распутин с большим пенисом — вот все, что нужно было верхам, выражаясь по вашему. Мозг атрофировался. Гипоталамус один работал.
— Ну это не все, что было сметено тогда.
— Не лучше и военные. Как им в голову пришло проводить реформы в армии, что это за права солдата? Если вы думаете о правах и свободе, то какое же может получиться войско?
— Тут может быть интересно, если посмотреть, что было бы, как бы развивалось общество, если бы….
— Если бы… да кабы… — но ведь это должны были сделать те, кто тогда думал, вопрос только думал ли? Гипоталамус…
— Но история учит…
— Э-э, — не стесняясь уже махнул рукой доктор. — Слова… Общие слова. Покажите, кому и чему она научила?
Тихо усмехаясь про себя, я вышла, чтобы собрать поднос шоферу. Наверное, это неправильно, что я вела себя тут на равных с Ланой. Наверняка это ее и злило. Конечно, я не имела права ни на отца, он сам не высказывал теплых чувств, ни на этот дом, но… не знаю… во мне это сидело в крови… я не могла священно-трепетно относиться к чужой собственности. Это было в характере. Стеснено и смущенно я чувствовала себя дома, а в чужих людях любопытство, или, может быть… не знаю… может, это что-то от обезьянки, я всегда как бы примеряла себя на место хозяев. А дома я сразу начинала смотреть на все глазами нового человека, мне было стыдно за бедность и нищету, за старую мебель и неубранные вещи. За то, что говорило само за себя, и в то же время лгало. Скрытность? Не знаю.
На кухне была Лана. Она сидела с новым парнем, которого я раньше не видела и среди студентов Ольгиного любимого.
— А ты знаешь, что они не женятся на чужих?
