Есть вещи, которые нельзя описывать. Можно описывать лицо матери, теряющей своего ребенка. Но нельзя описывать коченеющие конечности этого ребенка и семь (точно сосчитала!) зубиков, которыми он, полутруп, терзает ее грудь. Нельзя писать про «идиотизм» выражения его лица. НЕЛЬЗЯ!
Как писательница она оказалась куда радикальнее своего мужа. Это я должен признать. Она шагнула на сто с лишним лет вперед, к «женской прозе» нашего времени. Но!
Что Толстой должен был делать? Стоять вечным почетным караулом возле нее во время родов? Самому рожать и кормить? А ей предоставить возможность для творчества? Чтобы она писала «Войну и мир», пока он сражается с поносами и грудницей?
Я могу понять ее обиду, когда Толстой стал отрицать семью, половые отношения и выступать за сохранение целомудрия. Это я понять могу, и мы еще поговорим об этом, когда будем обсуждать «Крейцерову сонату», отношение к ней Софьи Андреевны и ее повесть «Чья вина?». Но пока я задаю вопрос: что он должен был делать в 1875 году? Рвать на себе волосы? Падать ей в ноги и молить о прощении? Забросить творчество и вместе с ней как бы пополам переживать беременности, кормление и т. п.?
ЧТО?
Вы, слава богу, не радикальная феминистка. Потому что для радикальной феминистки образ Софьи Андреевны безусловно отрицательный. Она такая «овца», которая добровольно пошла на заклание, а этого не нужно было делать. Но мы с вами понимаем, что это не так, что ее жертвенность в этом вопросе и сделала ее исторической фигурой, а не просто женщиной и чьей-то женой. И это был не только его, но и ее выбор. Честь за это и хвала.
Но Толстой в чем виноват?
Оголенная боль
К.Б./ Стоп-стоп-стоп! Мы с вами сейчас никого не обвиняем, мы вообще не ищем виноватых. Вспомните нашу основную задачу, которую именно вы сформулировали: мы говорим о Софье Андреевне Толстой как об уникальной и выдающейся личности. Пытаемся разделить этих «сиамских близнецов» — мужа и жену. Не в том смысле, что поставить в противоположные углы ринга, а в том, что ищем ценность каждого из них как друг для друга, так и для будущих поколений.
Вы все время стремитесь занять крайнюю позицию, которая (именно потому что крайняя, за ней — обрыв) очень уязвима. Что значит: «нельзя»? Нельзя так писать, но не можете объяснить — почему. Так отвечают детям, когда родители хотят отвязаться от них. Я понимаю, что вы имеете в виду, но вы не можете просто сказать «нельзя» и спрятаться за это слово. Вы либо недостаточно разобрались в своем ощущении отторжения, которое вызывают в вас эти описания, либо не хотите, чтобы было «можно».
