Ревность
П.Б./ Говоря о первых месяцах жизни Сони в Ясной Поляне, мы не можем миновать одного эпизода, который потряс ее до глубины души. Это появление в доме Аксиньи Базыкиной. Бабы пришли мыть дощатые полы в барском доме, и вот Соня узнает, что одна из них — та самая Аксинья, в которую ее муж был влюблен и которая родила ему внебрачного сына.
У меня так и упало сердце. Я вспомнила прочитанный дневник Льва Николаевича, где он описывает свою последнюю связь с этой женщиной. Он, по-видимому, любил ее по-своему, то есть она была ему приятна как любовница, и это продолжалось с перерывами более 2-х лет. Мысль, что я теперь наследница этой Аксиньи, что ей отдавались, как теперь мне, интимные ласки Льва Николаевича, меня вдруг поразила таким ужасом и отчаянием, что я много лет после не могла успокоиться. Я плакала тогда ужасно: эта красивая, черноволосая, черноглазая бойкая баба, с черными косичками на висках, с отодвинутым от лба красным платком, над наглым, вызывающим лицом, так резко запечатлелась в моем мозгу, что и поныне я помню ее. Кроме того, меня больно кольнула неделикатность моего мужа — допустить ее, полунагую, мыть у меня в доме полы. Это был первый надрез в моей любви к Льву Николаевичу. И впоследствии, в дни моей злобы, я возвращалась к этому эпизоду и никогда не простила и не забыла его.
(С. А. Толстая. «Моя жизнь»)
Здесь я не понимаю Толстого. Почему он не отправил Аксинью с мужем и внебрачным ребенком на какой-нибудь отдаленный хутор, дав им деньги на обзаведение собственного хозяйства? Это был бы, конечно, не слишком красивый, такой «барский» поступок, но это было бы куда разумнее, чем оставлять Аксинью с ребенком в Ясной Поляне. Допустим, до свадьбы он этого сделать не успел, потому что все происходило наспех, отъезд в Ясную состоялся сразу после венчания. Но потом-то? И кому из домашних пришла в голову «светлая мысль» позвать Аксинью мыть полы? И почему Толстой не предотвратил этого?
Тут я соглашусь с мемуарами Софьи Андреевны, в которых она пишет: «Вообще, во всем, было заметно, что Лев Николаевич не умел обращаться с женщинами».
И это — чистая правда!
С другой стороны, это могло бы как раз утешить. Ну, такой неловкий, недотепистый по женской части оказался у нее муж. Не было у него опыта «правильного» общения с женщиной. Надо его воспитывать, развивать… А у нее это перерастает в жгучую обиду и искусственно подогреваемую в себе ревность. Будем говорить прямо: Софья Андреевна Толстая была чрезвычайно ревнивой женщиной. Лев Николаевич был тоже ревнив. Я иногда грешным делом думаю, что и яснополянскую школу он на время закрыл, чтобы в усадьбе не маячили молодые учителя из студентов. К одному из них, немцу, он, кстати, ревновал свою жену, над чем она даже смеялась.
