И очевидно, другие горожане на этой масштабной и нескончаемой оргии тоже.
На базаре неподалеку от зловонных сыромятен к Брину приблизился старик, всю одежду которого составляли только рыболовные крючки в груди и паху, соединенные паутиной цепочек. Брин коснулся крючков пальцем, и по украшениям прокатилась волна дрожи, а проколотая кожа поднялась крошечными пиками. Старик адресовал Брину слюняво-похотливый взгляд и щербатую улыбку, которая увяла, как только он понял полную меру увечий существа, ухмыльнувшегося в ответ. Развернувшись, старик поковылял прочь, звеня цепями, словно живая декорация с рождественской садо-мазо вечеринки.
Брин подумывал пуститься вдогонку, но решил, что столь колючая и тощая добыча того не стоит.
Не более чем любопытства удостоился и рыжеволосый гном, который разрезал пенис на две половины и, проколов каждую изуродованную головку кольцами и металлическими штангами, теперь держал на уровне мошонки зеркальце, собираясь добавить очередной пирсинг. Этот троллеподобный чудак оглядел Брина с недоверчивым прищуром, оба члена-близнеца стояли, что позволяло беспрепятственно разглядывать звонкую коллекцию металла, свисающего с них.
Но не успел Брин завести разговор, как рыжеволосый тоже сбежал, бормоча под нос что-то понятное лишь ему.
В спешке он выронил зеркальце, которое Брин разбил камнем на крошечные серебряные осколки, после чего двинулся дальше.
Но, конечно, ушел он недостаточно быстро.
Хоть Брин и старался не смотреть, все же увидел собственное отражение, которое при ударе камня не исчезло, а взглянуло на него из каждого осколка и пропало, только когда он раскрошил их в пыль и бросился головой в стену, воя от ярости, горя и жалости к себе.
Он был не просто изуродован. Он превратился в нечто неописуемое.
И хуже всего была не опаленная, безволосая макушка, похожая на гниющий баклажан, не руки в струпьях и глубоких ожогах и даже не пенис, сочившийся из хрустких складок теперь не семенем, а зловонным гноем и неспособный пролить даже каплю мочи без убийственно невыносимой боли.
Хуже всего были зеркала.
Здесь их, как выяснилось, великое множество. Обитатели Города обожали наблюдать за собственными выходками, и для удовлетворения вуайеристских наклонностей тут имелось все необходимое.
Зачастую в самый неожиданный момент, завернув за угол переулка или осматривая базар в поиске новых непристойностей, Брин улавливал свое отражение и невольно прикасался к лицу, не веря, что чудовище в зеркале действительно он и все его обаяние и приятная интеллигентная наружность, вся его мужская привлекательность сгорели, оставив лишь опаленный, кровавый кошмар.
