Когда же из их отношений стало исчезать очарование пульсирующей влюбленности, волшебным образом изменившее ее взгляд на мир?
Спонтанность сменилась стабильностью, внезапные поцелуи — скорыми «чмоками», кулинарные шедевры доктора — дежурной яичницей и жарким, предусмотрительно приготовленным сразу на три дня, а ее беспокойные, не всегда стройные мысли, высказанные вслух, уже не умиляли доктора как прежде, а вызывали у него снисходительную усмешку.
Откровения Марины Николаевны приоткрыли запретную и, как казалось Варваре Сергеевне, наглухо закрытую дверь: она вдруг затосковала по молодости, а конкретно — по тому времени, когда была отчаянно влюблена в полковника Никитина.
Добираясь пешком до кафе, Самоварова думала о том, что даже в своей тогдашней несчастливости все-таки была счастлива.
Или это неверная память как в кривых зеркалах искажала воспоминания, выкидывая все нелицеприятное и преувеличивая давно перегоревшие восторги?
Прошлое назойливо цепляется к сознанию тогда, когда есть пустоты в настоящем.
Возможно, перемены в отношениях с доктором начались прошедшим летом, когда судьба забросила их в подмосковный поселок, в дом Лешкиного друга, у которого исчезла жена[1]*.
Андрей, которого доктор знал с детства, категорически не хотел привлекать к розыску официальные органы, потому и обратился за помощью к Валерию Павловичу, узнав, что его гражданская жена — бывший следователь.
Поступок Алины, сметающий все приличия и подрывающий основы брака, неожиданно отразился и на отношениях Самоваровой и доктора.
Читая ее дневник, Варвара Сергеевна невольно приняла ее сторону — за внешним благополучием девушка-интроверт годами скрывала бушевавшие в ней страсти. Ее пронзительная исповедь не могла не отозваться в душе человека, которому выпала сомнительная роскошь хоть раз в жизни безумно любить.
Доктор, наблюдая за развитием той истории, не раз высказывал вслух категоричную позицию среднестатистического русского мужчины, заключающуюся в том, что «взбесившуюся с жира и удравшую из семьи бездельницу Алину давно пора подлечить, дабы выбить из ее головы нездоровые мысли».
Так неожиданно обнажилась невидимая до того трещина — чувствительная Самоварова, как и много лет назад, по-прежнему считала, что любовь оправдывает если не все, то многое. Доктор же был иного мнения и считал любое неудобное для здорового общества чувство помешательством, требующим излечения с помощью психотерапии, а то и корректирующих сознание препаратов.
