.
Этими «милыми бурлаками» Сергеев называл Л. Буланова, Преображенского, Тищенко, Аптекмана и других участников землевольческого движения.
Многие выводы из воспоминаний Сергеева, как это признает автор, требуют критического анализа. Но по содержащемуся в них богатому фактическому материалу они имеют большое значение как дополнительный источник по истории народничества 70-х годов. Известно, что некоторые видные деятели народнического движения 70-х годов в своих воспоминаниях освещали главным образом народовольческий период, мало, а иногда и совсем не освещая прошлой революционной деятельности народников. Воспоминания Сергеева в какой-то степени заполняют этот пробел в литературе.
Осенью 1875 г. Сергеев, продолжая занятия в университете, вместе с Преображенским снял комнату на Петербургской стороне. Здесь часто собирались студенческие сходки, сюда в большом количестве доставлялась подпольная литература, особенно журнал «Вперед» и сочинения Бакунина «Государственность и анархия». В спорах «переходивших иногда в целые словесные битвы» участники сходок приходили к выводу о необходимости «итти в народ» и поднять его «против произвола и расправ нашей власти»[150]. Здесь же было внесено предложение о создании тайной организации. Продолжая рассказ о возникновении этой организации, Сергеев писал: «Нужно организоваться, чтобы начать эту работу – заговорили у нас на квартире»[151]. «Сказано – сделано. Тайное общество немедленно было организовано и я стал его членом»[152]. Это тайное общество получило название «Земля и воля».
Далее по поводу возникновения этого общества Сергеев сделал следующее замечание:
«В своих воспоминаниях шлиссельбуржец М.Р. Попов, говоря о своих студенческих годах, ничего не сказал о том, что им вкупе со мною, Преображенским, Леонидом Булановым в конце 1875 г. было образовано „тайное общество“, которому мы дали название „Земля и воля“. Хотя наше общество самостоятельного значения не имело – все мы потом слились в обширную революционную организацию, в которой главенствующую роль играл М.А. Натансон, но для меня это вступление было, как говорится, „боевым революционным крещением“. Меня это решение – вступить в члены тайного общества и радовало и в то же время было как-то жутко, если будет открыта наша организация, хотя страхи мои были пока напрасны, никаких преступных действий мы не совершали и тогдашний наш революционный заряд остался без выстрела»[153]
