Но Рефоел с этим «апсолютно» не согласен. Во-первых: кто уполномочил товарища Файнмана везде лезть? Второе: чтоб вот так на голову садиться — этого нигде на свете не слыхано. Где же те организации, где учреждения? Как это так, что начальник хочет непременно наш вагон. Мало ему вагонов. А в-третьих…
Сильный толчок буферов не дал Рефоелу закончить. Паровоз начал маневрировать. Вагон с киевлянами стоял впереди, и его надо было отцепить. Переселенцы, которые еще оставались в вагоне с вещами, подняли крик. Кто-то, не мешкая, выскочил и оказался с вещами в руках под проливным дождем. Остальные спохватились позднее и уже на ходу начали прыгать и сбрасывать вещи.
В вагоне осталась только Маня-киевлянка с усатой верхней губой и бородавкой на ней и Гришка-возчик. Эта парочка, очевидно, расписалась в Иркутске, потому что целуются они так, чтобы все видели.
— О, нет! Э-этого Цодек Штупер не допустит! Почему это к-киевляне. Пусть все выходят. Р-разве ки-киевляне не могут жить в вагоне, как все другие?
Цодек бегал мокрый до нитки, босиком, закатав штаны, хватал вещи и бросал их в те два вагона. За ним следом шла целая толпа людей — те, которых он водил за собой на вокзал, — вымокшие, они плелись с пожитками.
— Я же это изначально предлагал, — остановил Цодека Давид.
— Предлагал? Хорошо предлагал. Вот так встречают переселенцев? Барака несчастного не дают.
— Никто специально для нас дождь не делал. Если бы не дождь, то никаких трудностей не было бы. Не торопясь сошли бы себе, установили палатку и спрятались бы. Но под дождем никто не должен двигаться из вагонов. Как-нибудь должны все вместе разместиться в этих вагонах.
Давид нисколько не сердитый. Он ни на кого не сердится. Если хотите, он и засмеется. Но он говорит то, что есть.
А разве Цодек на кого-нибудь сердитый? Он ни на кого не сердитый. Он только стоит босой в луже, хлюпает большой растоптанной ступней. Потом засовывает длинные потрескавшиеся пальцы ног в болото. Вынимает оттуда глинистую тину и растирает ее большим мозолистым пальцем. Внезапно вспоминает:
— Но — с-скажи сам, скажи. Почему это до-дома о-обещали, а-а тут н-не так? Т-тут с-совсем не так. С-скажи, п-почему?
— Ша. — Рефоел-каменщик отвечает: — тут бюрократизм. Настоящий бюрократизм. Никак не прислушиваются к массам. Делаем вывод: никто не вышел встретить, не видно организации. Видно, что… и…
Каменщик махнул рукой с загнутыми двумя пальцами с «доказательствами». Скривил свое желто-сморщенное, мокро-волосатое лицо и вздохнул:
