Дриада для повелителя стихий | страница 8



– Не надо, – обреченно произнесла женщина, не надеясь на спасение.

– Десять плетей. Начинай, Альт. – Произнес старший в этой связке.

Я инстинктивно попыталась вскочить, но была удержана твердой рукой Лелеи.

– Ты что собралась делать, полоумная? – Зашипела она. – Жить надоело?

– Но так ведь нельзя, – закусив губу, пробормотала я не в силах оторвать глаз от просвистевшей в воздухе плети, опустившейся на голую кожу несчастной пленницы.

– А-а-а-а! – Послышался крик полный боли, и я все же зажмурилась. Из-под закрытых ресниц потекли слезы.

Мне было жалко несчастную женщину, которую сейчас исполосуют до полусмерти эти изверги, жалко всех рабов, которые находились рядом, и жалко саму себя, оказавшуюся непонятно где, без прав, абсолютно беззащитную перед лицом чуждого Мира.

Я сжала кулаки, и на смену жалости и отчаянию откуда-то из глубины моего сознания начали подниматься гнев и злость, дающие силы жить и противостоять судьбе.

– Ничего, – думала я, – справлюсь, выкарабкаюсь, выгрызу себе право на жизнь, а потом найду мерзкого, противного старикашку, который засунул меня в эту клоаку и надеру его старую, сморщенную задницу.

Крики прекратились, и я посмотрела, как один из надсмотрщиков потащил бессознательную женщину в лагерь.

– Лелея, ты знаешь, когда мы отправимся в путь?

– Послезавтра. Я слышала, как Сиваш отдавал распоряжения. Охрана хочет отдохнуть и сбросить напряжение, – с какой-то обреченностью произнесла она.

– Что это значит?

– А то, что после ужина, наши тюремщики начнут пить и развлекаться. Радуйся, что невинна, таких как ты в нашем караване мало. Вы неприкосновенны, так как в случае потери девственности цена на товар упадет.

– Ты хочешь сказать…? – Открыв рот, произнесла я.

– Вета, ты что, с Демпоса свалилась? Эти ублюдки будут над нами глумиться, пока не наступит рассвет. Единицы отделаются малой кровью. Большинство пустят по кругу.

– Да что же это за Мир-то такой гадский, – просипела я, представив картину, которую описала Лелея.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Рабы, по-другому нас назвать было невозможно, спали на открытом воздухе, бросив на землю кучи рваного тряпья и сделав себе из этого что-то наподобие лежанки. Как я выяснила на собственной шкуре, ночи здесь были холодные. Пытаясь закутаться в старую вонючую рубаху, которая до меня явно принадлежала не одному человеку и прослужила как минимум два десятка лет, я свернулась калачиком и стучала зубами, стараясь прогнать озноб, распространяющийся по всему телу, при этом изредка поглядывая на происходящее.