Воины кивнули.
Сиваш быстро пробежался мимо рабынь, тыкая пальцем в сторону нескольких женщин, в том числе и меня.
Нас с пинками и руганью, вытолкали на самую окраину лагеря.
– Этих не трогать! – оглянулся он на своих людей, а затем перевел взгляд на нас. – Чтобы сидели здесь и не рыпались, иначе пожалеете.
Мы все дружно закивали головами, даже я. Ни у кого не было желания находиться в поле зрения пьяных и похотливых мужчин.
В тот момент я отчетливо поняла, что начальник отряда очень расчетливый, продуманный и опасный человек, ибо за столь короткое время он прекрасно изучил каждого из нас, наши повадки и поведение, узнал всех рабов в лицо или, во всяком случае, наиболее ценных и терять выгоду из-за желаний и потребностей пьяных воинов был не намерен. Такого человека стоило опасаться.
Когда воины повернулись и направились обратно, я огляделась и поняла, что тех, кто оказался рядом со мной очень мало: восемь девушек на вид от четырнадцати до восемнадцати лет. Совсем соплюшки по моему мнению. Интересно, а сколько лет моему телу? Судя по ощущениям, не намного больше чем им.
Я старалась не смотреть и не слушать то, что происходило в лагере. Хотелось заткнуть уши и закрыть глаза, но почему-то не получалось. Отчаянные крики женщин, гогот мужчин, звуки ударов и блики от костра, освещающие равнину, навсегда останутся в моей памяти, как самый худший кошмар. Мне, выросшей в цивилизованном мире двадцать первого века, все это казалось диким ужасом, кошмаром. Кошмаром, который происходил на яву. Девчонки, сидевшие рядом, тихонько поскуливали, обхватив себя руками и опустив головы. Многих трясло, как и меня. Я честно пыталась взять себя в руки, понимая, что намного старше, жавшихся друг к другу невольниц, но понимала, что просто не могу. Слезы сами собой градом текли по лицу, размывая видимость ужасных картин, встававших перед глазами.
Хотелось кинуться вперед и заорать:
– Что же вы делаете, сволочи! – но я прекрасно осознавала, что поступи я так и моя невинность меня не спасет, а быть изнасилованной толпой пьяных средневековых воинов мне определенно не хотелось.
Поэтому, я сидела на месте с остальными «счастливицами» и издалека вглядывалась в противные рожи тюремщиков, чтобы в будущем, если подвернется такая возможность отомстить им за всех покалеченных сегодня женщин. Где-то в глубине сознания билась мысль, что здесь, в чуждом и незнакомом мне мире – это норма, так устроена жизнь и чтобы ее поменять, нужны столетия, но сердце не хотело с этим мириться.
