. Названная коллегия, согласно положениям пункта 7 (в), формировалась «путем свободной записи всех лиц, желающих оказать помощь революционному правосудию и представивших рекомендации Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов». В соответствии с пунктом 7 (а), «в качестве обвинителей и защитников, имеющих право участия в деле, допускаются по выбору сторон все пользующиеся политическими правами граждане обоего пола». Появилось и первое формальное требование для потенциальных «правозаступников», стремящихся принять участие в отправлении «революционного правосудия»: быть лояльными новому режиму и иметь неопороченное богатством либо знатностью происхождение, ибо только такие лица могли обладать политическими правами в первые послереволюционные месяцы.
Положение о Народном Суде РСФСР от 30 ноября 1918 года установило дуалистическую систему народных судов и революционных трибуналов. Функция предварительного следствия была передана вновь создаваемым городским и уездным следственным комиссиям (ст. 28), дознание было отнесено к компетенции недавно образованной советской милиции. Уже процитированная выше ст. 22 («при рассмотрении всех дел Народный Суд применяет декреты Рабоче-Крестьянского Правительства, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового руководствуется социалистическим правосознанием») содержала запрет ссылаться в приговорах и решениях на «законы свергнутых правительств». Положения ст. 24 («Народный Суд не стеснен никакими формальными доказательствами и от него зависит по обстоятельствам дела допустить те или иные доказательства или потребовать их от третьих лиц, для коих такое требование обязательно. Присяга, как доказательство, не допускается».) заложили фундамент безгранично широкого судейского усмотрения и избирательного правоприменения, ставших впоследствии таким же узнаваемым российским брендом, как водка, матрешка и балалайка.
Ст. 4 положения определяла компетенцию революционных трибуналов: дела о контрреволюционных деяниях и выступлениях, саботаже, дискредитировании Советской власти и шпионаже. В этой же статье было установлено, что революционные трибуналы самостоятельно определяли, имеет ли конкретное деяние политическое значение. В случае, если в деянии отсутствовала политическая компонента, его следовало передать на рассмотрение в народный суд. На практике же, как отмечают видные исследователи советского уголовного права, все происходило с точностью до наоборот. Функции народных судов в очень значительной степени были узурпированы революционными трибуналами, и в периоде 1917 по 1922 год правосудие по-советски осуществлялось именно этими органами
