И еще. Как рассказывала нам Антонина Михайловна Хлебникова-Искандер, в своей семье Фазиль далеко не считался красавцем, к нему вообще очень долго не относились всерьез. Книжный мальчик, самый маленький, последыш… То ли дело старший брат, гордость и любимчик матери! Это о нем вспоминал Фазиль в рассказе «Запретный плод»:
«В школе брат считался одним из самых буйных лоботрясов. Способность оценивать свои поступки, как сказал его учитель, у него резко отставала от темперамента. Я представлял его темперамент в виде маленького хулиганистого чёртика, который всё время бежит впереди, а брат никак не может его догнать.
Может быть, чтобы догнать его, он с четвертого класса мечтал стать шофером. Каждый клочок бумаги он заполнял где-то вычитанным заявлением:
„Директору транспортной конторы.
Прошу принять меня на работу во вверенную Вам организацию, так как я являюсь шофером третьего класса“».
Фазиль мечтал совсем о другом.
Нам кажется, такая ситуация для будущего писателя и типологична, и благотворна. Отсутствие насильственной вовлеченности в бытовые реалии, некоторая душевная отстраненность от семейных традиций и дел дает уникальный опыт уже с детства. При этом, конечно, своих родных Фазиль что в детстве, что потом любил сильно и любил искренне. Но что поделаешь, если он был не таким, как они!
Но вот что служило мальчику отрадой — море, самое лучшее, что было в заштатном тогда Сухуми. Фазиль научился плавать лет в семь и навсегда запомнил новое ощущение, передав его в «Рассказе о море»:
«До этого я барахтался в воде и, может быть, даже немного плавал, но только если я знал, что в любую секунду могу достать ногами дно.
Теперь это было совсем новое ощущение, как будто мы с морем поняли друг друга. Я теперь мог не только ходить, видеть, говорить, но и плавать, то есть не бояться глубины. И научился я сам! Я обогатил себя, никого при этом не ограбив».
Обогатиться, никого не ограбив, — мечта! Однако несколько раз, увлекшись, Фазиль едва не утонул. Но и после этого моря не разлюбил и бояться не стал.
Фазиль одинаково свободно — в отличие от большинства своих родственников — говорил и по-русски, и по-абхазски. Учился при этом он в русской школе. Почему? Может быть, потому, что она была ближе всего к его дому. Или, что вернее, потому, что в Сухуме абхазский язык не слишком котировался: Сухум тридцатых годов уже не был порто-франко с интернациональным многоголосием. Точнее, многоголосие, многоязычие было, но несколько иное — внутриимперское.
