— А почему вы разошлись с Эвой?
— Потому что я отвернулся от религии. Эва же была глубоко религиозной. Теперь и она не верит. А ведь когда пропадает вера, тогда наступает Ничто, и надо с ним свыкнуться. Как видно, Эве это не удалось. Не верить ни во что ж сделать своим мировоззрением Ничто — вот искусство современной интеллигенции. И я владею им.
— И гордитесь этим, — вставил я. — Гордитесь тем, что предложили отчаявшемуся человеку в качестве утешения некое Ничто.
— Горжусь или не горжусь, — сказал он пренебрежительно, — иначе ответить я не мог!
Я попытался представить себе действие этого ответа на Эву после того, как Вольфганг разочаровал ее своим ироническим высокомерием, и вдобавок после моего письма.
— Но вы хотели знать, что именно я осознал в ходе моего рассказа, — продолжал Мартин. — Я понял, как подло нас обманули. Когда мы в нашем городке боролись якобы за свободу и христианство, тогда мы были им нужны. Здесь мы ничего собой не представляем — это ясно. Но когда мы открыли, что наши идеи свободы и христианства тоже не значат ровно ничего, вот это было горько! Ты, сказала Эва, озлоблен, потому что не получаешь стипендии и вынужден жить в сараюшке. Нет, не потому. Мне не пришлось бы здесь жить, умей я выпытать из Эвы и других знакомых нужные им сведения. Вот почему! А благосклонность обывателей! А трепотня нацистов о фронтовом городе! Нет, не стоит жить ни здесь, ни там! Вот начнут рваться бомбы, я все полетит к чертям. Кто любит правду, тот верит в Ничто!
— А понимаете ли вы, — сказал я, — что Эва, когда она прибежала к вам, находилась в полном отчаянии, что она надеялась найти в вас поддержку?
— Конечно, — сказал Мартин, прерывая свое хождение, — она была в отчаянии. Так надо было мне врать? Я уверен, что нет цели, ради которой стоило бы жить. Я был тоже когда-то в отчаянии. Но истина в том, что настоящая жизнь начинается только по ту сторону отчаяния!
— Или еще прежде кончается, — сказал я, поднимаясь в знак того, что оставаться здесь дольше считаю бессмысленным.
Но Мартин не обратил на меня никакого внимания, он продолжал говорить.
— Эва интересовалась положением здесь церкви. Пасторы состоят на жалованье, ответил я ей, и поэтому делают все, что от них требуется: борются против социализма и благословляют атомную бомбу. Проклинают революционеров, но не за то, что те стреляют, а за то, что они ликвидируют частную собственность. Впрочем, бог давно умер, и церковь напоминает улиткин дом, в котором уже нет улитки, какое же это убежище для ищущих утешение!
