Как я уже упоминал, дела мои обстояли скверно. Невзирая на намерение ничего не пить накануне, в тот день я принял больше, чем обычно. Спал я дурно, и утренняя проверка на трясучку — вытянув перед собой руки и растопырив пальцы, попытаться удержать всю эту хрень в спокойном состоянии, без дрожи и пляски — окончилась более или менее нейтрально. И теперь, в испарине, с кружащейся головой, я сидел в купе второго класса; хотя и было у меня намерение: купить обратный билет подороже и ехать первым, в последний момент я по скупердяйству своему от него отказался. (Чего я знать не мог, так это того, что, возможно в первый раз в моей жизни, скупость моя обернется для меня явным благом).
Стояла теплая погода, и окно купе было раскрыто настежь. Напротив меня устроились две средних лет невзрачные дамы, а рядом — довольно пожилой человек, корпевший над кроссвордом из «Головоломки». «Столица Нидерландов — девять букв», — с ненавистью подумал я, да ладно, мне-то что за дело? Меня терзала сильнейшая тревога, но так же, как и во время лекции и последовавших за ней «оживленных прений», никто в купе, похоже, не заметил во мне ничего особенного.
Собственное существование представлялось мне безнадежным. Я никогда не выберусь из запоев. И как только все они могут веселиться? И в то же время я знал, что винить я могу только самого себя. Ведь сказать по правде, так ли уж плачевны были мои дела? Я, например, не был беден, и даже, — наперекор череде приступов белой горячки, драк и объявлений войны половине всего света, недавно закончил книгу, которую в некой критической статье назвали, если не ошибаюсь, «монументальным свидетельством». И не один мой друг или знакомый, бывший в курсе этих дел и не слишком всерьез принимавший мои охи-вздохи, уверял меня, что мне «нужно просто продолжать писать» — это именно то, что нужно, и ничего более.
Во времена благополучные я чувствую себя прегадостно, а в дурные мне бывает хорошо или сравнительно неплохо. Как такое получается, сказать не могу. Причинной связи я не вижу, но, возможно, в этом кроется некая система, согласно которой сумма вещей всякий раз дает один и тот же результат.
Времена тогда были далеко не столь бедственны и грозны, как сейчас. Молодежь еще была готова работать, с пиететом относилась к властям, не обращалась с родителями так, как нынче, когда их ни в грош не ставят. Не предавалась алкогольным излишествам, бессмысленному разрушительству, злоупотреблению наркотиками или бесстыдному массовому разврату в лесах, в парках или на пляжах. Случись девушке забеременеть от парня, тот считал себя обязанным жениться на ней. В магазинах обслуживали прилично и вежливо. Если вам кто-то что-то пообещал, то не выполнить обещания считалось скорее исключением, а не правилом, как в нынешнее время. Ответ на послание в инстанции получали в течение надлежащего срока, и был он составлен по-деловому и вежливо, а не оскорбительно по духу и тону, как вошло сейчас в норму. Письмо внутри страны тащилось к адресату не пять дней, как сейчас, а доходило самое большее за сутки.
