Однажды в среду, в полдень я впустил в дом маленького серого кота, который, кашляя, сидел под дождем на крыше. Я запер зверька в ящике большого рундука и оставил его там на несколько часов. Когда я вновь открыл ящик, дно, обклеенное обоями в цветочек, оказалось перепачкано вязкой слизью. Я снова выбросил кота на крышу, с которой он, чудовищно кашляя, пропал из виду.
— Он кашлял и потому должен быть подвергнут пыткам, — громко сказал я, глядя вслед коту через одно из маленьких окон. Я частенько стоял там, созерцая улицу и размышляя.
Когда мне было нечем заняться, я расковыривал на чердаке мягкую штукатурку и топором колол ее в куски. Всякий раз после этого меня охватывала печаль, и, если у меня был с собой стеклорез, я пытался выцарапать свое имя на оконном стекле, но по большей части мне это не удавалось; тогда я снова выходил на улицу.
На улице, что проходила позади нашей, в доме, задний садик которого граничил с нашим, поселился мальчик по имени Маартен Схеепмакер. Вскоре после его переезда я как-то в полдень разводил костер. Он подошел и спросил, разрешают ли мне это. Таким образом мы познакомились. Мне было позволено приходить к нему домой.
Он был того же возраста, что и я, но меньше ростом и полнее. Одевался он очень неопрятно, а его жидкие жирные волосы нуждались в хорошей стрижке. К тому же у него уже пробивались реденькие усы. Он распространял какой-то сильный телесный запах, — я списывал это на тот факт, что дома он кутался также, как и на улице, и даже в помещении его куртка была застегнута до самого горла. Я охотно ходил к нему, поскольку у него были странные, любопытные привычки.
В его маленькой комнате, выходившей окнами на улицу, с потолка до уровня плеч свешивались на тонких железных проволочках кости мертвецов, а под стеклянным колпаком на клочке белой ваты лежали груди, отбитые от женской статуэтки розового фарфора: расколотые остатки лежали рядом в коробочке. Кровать его стояла посреди комнаты, и он из полотенец и ковриков соорудил себе балдахин, а стены были сплошь заклеены вырезанными из газет и открыток видами, изображавшими закаты солнца над горными ландшафтами.
Кроме кровати и одного стула, в комнате не было больше никакой мебели, поскольку все остальное пространство было занято хламом, через который приходилось переступать: Маартен любил мастерить и строить.
Я считал его изобретателем. Когда мы только что познакомились, он рассказал мне, что на обводном канале можно наловить кучу рыбы, если устроить подводный взрыв. На моих глазах он изготовил сложный механизм, состоявший из старой банки из-под какао, в которую были вставлены два намагниченных гвоздя; между кончиками висела цепь из железных опилок. К каждому гвоздю был приделан электрический шнур, — хорошо изолированный, он выходил из банки таким образом, что не оставалось промежутка, куда могли бы попасть вода или воздух. На дно банки Маартен заранее насыпал толстый слой смеси хлората калия и сахара.
