И кроме того, если принести пасхальную воду в деревню, не оглянувшись, можно встретить будущего возлюбленного; это тоже девушки говорят - и кто знает, как к этому относиться.
Помни, что я Мастер
Мастер приделал воловье ярмо в открытых дверях дома, оба конца были на высоте плеч крепко прибиты к косяку. Когда парни возвращались, они должны были по одному пригнуться и пройти со словами: "Я склоняюсь под ярмом Тайного Братства".
В сенях их ожидал Мастер. Каждому из них он давал пощёчину по правой щеке, крича: "Помни, что ты школяр!"
Потом он бил их по левой щеке и добавлял: "Помни, что я Мастер!"
Тут мукомолы должны были три раза низко поклониться мельнику и дать ему клятву: "Я буду послушным тебе, Мастер, во всём, ныне и присно".
Тонду и Крабата тоже встретили подобным образом. Мальчишка ещё не подозревал, что с этого момента он был обречён Мастеру, оказывался в полной его власти телом и душой, в смерти и жизни, целиком и полностью. Он присоединился к другим мукомолам, которые стояли в дальней части коридора и, казалось, ждали утренней каши - все, как Тонда и как он сам, с пентаграммами на лбах.
Недоставало ещё Петара и Лышко.
Они тоже скоро показались в дверях дома, а после того, как они склонились под ярмом, получили пощёчины и дали клятву, с шумом и грохотом начала работать мельница.
- Давай! - крикнул Мастер мукомолам. - За работу!
Тогда парни сбросили куртки; на бегу закатывая рукава, они ринулись в мукомольню, притащили туда зерно и вовсю начали молоть, без передышки, под окрики и нетерпеливые взмахи Мастера.
"И это, - подумал Крабат, - называется Пасхальное воскресенье! Ночью не спали, в животе с утра пусто - но вкалывать должны за троих!"
Даже Тонда спустя какое-то время запыхался и покрылся потом. Попотеть пришлось всем в это утро, пот лился со лба и висков, бежал по шее, струился по хребту, так что рубашки липли к телу и штаны тоже.
"Сколько ещё так будет продолжаться?" - спросил себя Крабат.
Ожесточённые лица, куда бы он ни глядел. Всё задыхается и стонет, всё каплет и исходит паром. И пентаграммы на их лбах размываются всё больше и больше, стираются в поту, медленно исчезают.
Затем происходит кое-что неожиданное.
Крабат с грузом, мешком пшеницы, мучительно пытается взобраться по ступенькам наверх, на площадку. На это уходят его последние силы, вся его воля. Вот-вот он оступится, вот-вот рухнет под ношей - и тут внезапно всем тягостям труда конец: спазмы в ногах проходят, боль в пояснице прекращается, дышится ему теперь тоже без всяких затруднений.
