В удивлении скорчил рожу — А что я мог с ним сделать? Подумал в свою очередь и вместе с отцом, приехавший на несколько дней домой с Рассольной и дедом, тоже удивившиеся крику матери, зашёл на кухню и мне сразу стала ясна причина горестного взгляда матери и последующий удар полотенцем уже воспринял как должное. Оказывается, так усердно декламировал стих и при этом ударял крышкой о бидон, что сбил почти всю эмаль с довольно красивого бидона. Теперь он годился только для внутреннего использования.
— Что ты с ним сделал? — Вновь повторила вопрос разгневанная мать.
— Стих рассказывал…, — проблеял ответ.
— Какой стих? Ты что бормочешь?
— Генерал Топтыгин….
— Ты что за ерунду болтаешь? Я сама знаю, что это за стих Некрасова… Бидон ты где побил?
— Люся… Люся…, тихо, — прервал отец мать, еле сдерживая смех и уже догадываясь кое о чём, — Боря, ты стихотворение рассказывал?
— Да…, и крышкой по бидону стучал…, — отец шумно втянул воздух в себя, только бы не рассмеяться во весь голос. Дед тоже терпел, только мать гневно продолжала смотреть на меня, ещё не предполагая последующую хохму, на которую меня выводил отец. А тот быстренько схватил со стола бидон, огляделся и вылил молоко в трёхлитровую банку, укоризненно ворча.
— Люся, сын в кое какие времена выучил стихотворение, а ты его ругаешь. На…, — он вручил мне бидон с крышкой, — давай ещё раз, но только так как на улице… С выражением…
И я… Только бы избежать скандала — дал стране угля. Громко, с выражением, безжалостно стуча крышкой по и так искалеченному бидону, выдал «на Гора» стих и убил всех, в том числе и мать, которая от смеха долго не могла остановиться, хваталась за щёки и мотала головой. Ну…, а уж отец с дедом хохотали…
Но на следующий день учительница вызвала рассказывать к доске стихотворение рыжую Ирку и та получила свою законную пятёрку, хотя я мог рассказать стих гораздо лучше. А вечером я бежал за молоком с трёхлитровой банкой в сетке.
