Герман Гот ещё не знал, что 5-я танковая армия генерал-лейтенанта Попова уже получила приказ начать наступление вдоль северного берега Дона, и не догадывался о том, что 26-й гвардейский танковый корпус сможет войти в Волгодонск на 12 часов раньше, чем к городу подойдут передовые части его 4-й танковой.
Вечером в 17.00 все немецкие части и соединения 4-й танковой армии получили приказ на отход к Волгодонску. 6-му и 7-му румынским пехотным корпусам было приказано любой ценой удерживать рубеж по реке Мышковке.
17 декабря, 1942 год, г. Ставрополь, штаб группы армий «А».
Утром командующий группой армий «А» генерал-полковник Эвальд фон Клейст вызвал к себе командующего 1-й танковой армией генерал-полковника Эберхарда фон Макензена[85]. Они оба начинали службу в кавалерии, знакомы были ещё со времён прошлой Великой войны. Клейст уже принял для себя решение, как будет действовать в резко изменившейся обстановке. Но возможность выговориться и получить дружескую поддержку упускать было нельзя.
Макензен уже был в курсе и про Тихорецк, и про Ростов. И сочувствовал бедняге Эвальду: допустить у себя в тылу такую жопу! Надо будет очень постараться, чтобы вывернуться из этого дерьма.
– Что думаешь насчёт всего этого цирка? – спросил Клейст подчинённого.
– Как говорят русские, тут без бутылки не разберёшься, – заржал Макензен, не замечая осуждающий взгляд командующего. – Давай наливай, Эвальд, не жмись, я знаю, тебе из Франции посылки с коньяком постоянно приходят. А то я уже задолбался пить местную кислятину.
Немного подумав, Клейст понял, что самым сильным его желанием в последнее время является желание нажраться, как свинья.
– Заметь, Эберхард, не я это предложил. – Клейст кликнул адъютанта и достал из шкафа первую бутылку. Понимающий адъютант резво принёс поднос с серебряными рюмками, нарезанным абхазским лимоном, швейцарским шоколадом и украинским салом.
Началась хорошая прусская пьянка, от русской пьянки она отличалась только тем, что можно бухать и с утра. Первую бутылку убрали, обсуждая связисток из 530-го полка. Даже чуть не послали адъютанта за ними. Но когда первая волна опьянения прошла, решили всё же вернуться к серьёзным вопросам.
– Жопой чую, будет жопа! – Макензен своё, несколько выходящее за рамки приличия поведение оправдывал своим именем, которое с древнегерманского одними авторами переводилось как «бешеный кабан», а другими учёными как «сумасшедший хряк».
– Но нам-то что делать?
