— Я бы попросил… — Сласто Баста опасливо огляделся по сторонам. — Ильза Кочерыжка никогда не врёт.
— Послушайте, милейший Сласто, — вмешался Фёдор Минорка. — У меня другое предложение. Метёлку мы и сами отыщем, будь то сказка или нет. Только выпустите нас отсюда…
— Что вы, заключённых категорически запрещается выпускать на свободу! Это первая заповедь каждого тюремщика. Не говоря уже о том, что метёлки нет и не бывало! Счастливо оставаться! — сладким голоском попрощался стражник и запер за собой дверь.
Тётушка Тереза впала в ярость, профессор Минорка — в отчаяние, затем профессор Минорка взъярился, а тётушка Тереза предалась отчаянию. Они ещё несколько раз менялись чувствами, покуда не умаялись. Погружённые в уныние, арестанты сидели в тесной лавчонке.
— Знаете ли, милейшая тётушка Тереза, — наконец нарушил молчание Фёдор Минорка. — Вся моя жизнь — сплошная трагедия. Никогда мне не удавалось стать тем, кем хотелось бы.
— Вы и так добились высокого положения, дорогой Минорка. Шутка сказать — профессор… чего бишь?
— Доктор философских наук. Университетские годы мои, безусловно, протекали счастливо, грех жаловаться. Но и в ту пору я убивался: если уж не уродился петухом, то отчего бы мне в своё время не вылупиться цесаркой?
— Цесаркой?!
— Да. Для меня это было мечтой жизни. Цесарка, знаете ли, — это не какая-то там заурядная курица. А моё место всегда было среди самых мелких и невзрачных… При построении в гимнастическом зале изволь встать с самого края… Не курочка ряба, не хохлатка… и даже не… Ах, к чему жаловаться? — горестно вздохнул профессор. — Но стоит только вспомнить об этом, и… слёзы душить начинают… Вот откуда берётся комплекс неполноценности! Даже в выводке нашем я вылупился позже всех. Быть последней курицей, поверьте, — удел весьма незавидный. Вот ведь даже вы, тётушка Тереза, назвали меня худосочной… Впрочем, как только вы меня не обзывали!..
— Но я никоим образом не хотела вас обидеть.
— Знаю, знаю.
Тётушка Тереза совсем расчувствовалась.
— Стоит ли так горевать, дорогой Фёдор… если позволите вас так называть.
— Пожалуйста, за честь почту.
— Даже… Федорка — само на язык просится, — увеличила она своё благорасположение до степени почти родственной близости.
— Ну уж нет! Вслушайтесь сами: «профессор Федорка Минорка» — бред какой-то, курам на смех, да и только.
— Понятно… больше не буду. Кстати, должна признаться, что моя жизнь тоже не сахар. Представьте себе, я могла бы стать цирковой наездницей…
