— Фух, как шарко, — произнесла Елизавета Андреевна, отдуваясь. — Только лиш нашало июнь, а уше такая шара!
— Да, изрядно парит, — отозвался супруг. — Видно, быть грозе. Косточки с утра ломит.
— А поехали на Финский залив? — предложила Леночка. — Там прохладнее. Ветры дуют. Погуляем, подышим воздухом.
— Да, поехали, поехали! — поддержала двоюродную сестру Матрена. — Обожаю море!
Ломоносов отрицательно помотал головой. Был он одет в высокую шляпу, наподобие цилиндра, только мягкую.
— Нет, — сказал, — в грозу на море опасно. Посидим у себя в саду возле пруда и попьем холодного квасу — вот и освежимся. А гроза начнется — убежим в дом.
— Может, и не будет грозы вовсе, — не хотела сдаваться дочка. — Что в саду сидеть? Скучно! А на море побегать можно и ракушки пособирать.
Но отец не разделил ее настроений:
— Всё бы тебе бегать да скакать. Взрослая, поди, барышня — сватаются ужо!
Обе девушки захихикали, а Елена проговорила:
— Вот дурак этот Константинов, право слово! Тоже мне, жених! Как петух ощипанный!
И они опять громко рассмеялись.
— Тише, тише, — шикнула на них мадам Ломоносова. — Не прилишно так вести себя, идуши по улис.
— Вовсе не дурак, — возразил Михаил Васильевич ровным голосом. — Человек достойный, обстоятельный, в совершенстве знает европейские языки. Просто староват для тебя. А в иной ситуации я бы согласился.
— Вот уж не хватало! — фыркнула девица. — Не пойду за него ни за что и никогда: нос крючком, а зубы торчком!
От подобного каламбура и Матрена, и Леночка вынужденно захрюкали, сдерживая хохот.
— Глупые вы, глупые, — снисходительно улыбнулся профессор. — Внешность для мужчины — не главное.
— Может, и не главное, но коль скоро кавалер не токмо умен, образован, но и сам собою пригож — это много лучше.
— Начиталась сентиментальных романов — вот и строишь в воображении воздушные замки.
— Ничего-то я не строю, дорогой папенька. Я вообще пока замуж не желаю. Мне у вас с маменькой под крылышком оченно неплохо!
— Так тому и быть, оставайся пока под крылышком.
Дома завтракали на крестьянский манер: щами да гурьевской кашей, запивая шипучим квасом. Только встали из-за стола, чтобы разойтись по своим комнатам, как явился слуга Митька и принес только что доставленный в дом конвертик, адресованный лично Ломоносову. Михаил Васильевич взял очки, водрузил на мясистый нос, оторвал облатку-заклейку и прочел внимательно. Озадаченно посмотрел на всех:
— Пишет его превосходительство генерал-поручик Бецкий Иван Иваныч: не соблаговолю ли я принять его нынче пополудни. — Не спеша засунул листок в конверт, снял очки и миролюбиво закончил: — Что ж, соблаговолю. Дайте мне перо и бумагу, отпишу согласие. — Посмотрел в сторону жены: — Ты уж распорядись, Елизавета Андреевна, чтобы тут прибрались, пыль смели да и приготовили кофей с выпечкой: надо бы попотчевать гостя.
