— Вот что, Алексей, — деловито заговорила самодержица, перейдя к цели своего визита, — я хотела бы взять с собой в Сарское село третий том «Истории Петра» от мсье Вольтера и «Общественный договор» от мсье Дидерота — упакуйте их, пожалуйста.
Константинов почтительно поклонился.
— Что порекомендуете еще для отдохновения, из легких жанров?
Он подумал, а затем достал с полки рыжий томик:
— Давеча прислали поэму мистера Гольдсмита «Путешественник»: путевые заметки, остроумные очерки нравов Европы. Très drôle!
— Et encore — pour rire?[2]
— Вот, пожалте: новая пиеска итальянца Гоцци — «Турандот». Сказка, но со смыслом.
— Хорошо, уложите тоже. — Постояла, посмотрела на его неряшливый вид критическим взором. — Я давно хотела вас спросить. Только не сердитесь. Отчего вы не женитесь, Алексей?
У библиотекаря от смущения проступили на щеках розовые пятна.
— Нет, серьезно, в вашем возрасте неприлично ходить в бобылях, поймите. Дом, семья — разве ж это плохо?
Он кивнул:
— Несомненно, ваше величество, хорошо-с.
— А кругом столько юных сильфид порхает! Я могу просватать, — улыбнулась шаловливо, загадочно. — Мне-то не откажут, поди.
— Несомненно, не откажут, ваше величество. И скажу по чести: третьего дни делал сам предложение-с. Испросил руки их дочки у отца с матерью. Токмо получил un refus[3]решительный.
— Вот как? Отчего же?
— Говорят, слишком молода. — Константинов вздохнул. — И то правда: младше меня на двадцать лет.
— О, Mon Dieu![4] Для чего вам такая пигалица, Алексей? Нешто не найдете кого постарше?
Собеседник совсем потупился:
— Не могу-с, оттого что весьма влюблен-с. Ни к какой другой душа не лежит.
Покачав головой сочувственно, государыня подтвердила:
— Да, я знаю, знаю: коли крепко влюбишься, остальные по боку. Ну а кто такая, коли не секрет?
Константинов помедлил, но потом признался:
— Да какие ж секреты от матушки-царицы? Леночка Михайлова, дочка Ломоносова…
У Екатерины вопросительно поднялись брови:
— Это же которого Ломоносова? Академика нашего великого?
— Точно так-с, профессора химии, ректора университета и директора гимназии.
— Ба, ба, ба, вот уж угораздило вас! Он хотя и гений, но такой медведь. Только и рычит на людей, на коллег-профессоров в том числе. Мне докладывали не раз. Мсье Миллера ругал, а мсье Тауберта вовсе готов сжить со света.
— Так за дело ведь, — неожиданно заступился за мэтра библиотекарь.
— Вот как? Вы считаете?
— С господином Миллером у них научные разногласия относительно российской истории. Ну а Тауберт — просто лиходей.
