В дороге мысли Моцнешина были заняты одним: или бежать, или же покончить с собой. Переносить издевательства и пытки не было больше сил.
Поезд проезжал по чехословацкой территории. Он мчался через высокий мост. Внизу блестела небольшая речушка. Моцнешин так и не узнал ее названия. Воспользовавшись тем, что конвоиры приоткрыли дверь, Моцнешин выпрыгнул из вагона.
«Теперь все», — мелькнуло в сознании. Чистая случайность спасла ему жизнь. Он повис на ветках большого дерева, росшего над обрывом у моста. Конвоиры открыли огонь в ночную темень, но вскоре прекратили стрельбу, и поезд умчался.
«Что ж, надо бороться, коль остался жив», — подумал Моцнешин, сползая с дерева.
Всю ночь пробирался он лесом. А под утро увидел раскинувшиеся на лесной полянке домики. Голод брал свое. Моцнешин подошел к крайнему домику и встретил хозяина, фамилия которого была Кучавик…
Ровно два месяца находился Моцнешин у Кучавика. А когда узнал, что вблизи действует партизанский отряд, ушел к ним.
Много интересного рассказал нам Йозеф Кучавик. Мы внимательно слушали этого чудесного, душевного человека, и в его лице нам представились многие чехословацкие патриоты, с которыми в это время мы еще не были знакомы.
Наступил вечер. Снег и ветер утихли. За окном синели причудливой формы сугробы, наметенные за день.
Мы попрощались с Кучавиком и двинулись в путь.
* * *
Дом Йозефа Кучавика стал для нас желанным и близким убежищем. Сюда партизанские группы заходили обогреться и поесть, выполнив очередную боевую операцию. От Кучавика мы получали ценные разведывательные данные.
Всего в деревне Магале было шесть домиков. Жители их следовали примеру своего соседа. Они охотно принимали партизан, стирали им белье, готовили пищу. Мы назвали Магале партизанской деревней.
Однако длилось это недолго. Об этом позже рассказал нам сам Кучавик.
Метель буйствовала три дня подряд. Казалось, ветер дул одновременно во всех направлениях, бросал из стороны в сторону тучи взвихренного снега. Деревья скрипели и стонали, ветер взвизгивал и завывал в их ветвях, рвал крыши домиков. Ночью этот неуемный шум наводил ужас на карателей. Ведь они знали о том, что вблизи города Маков приземлилась группа партизан-парашютистов.
— Доннерветтер! — в который уже раз ругался майор гестапо Гольф Курт, получивший специальное задание найти и уничтожить парашютистов. И было непонятно, к чему относилось его ругательство: к погоде или к партизанам, которые будто сквозь землю провалились.
