Иваны остались в будке, а он с Лёнчиком устроились на скамейке у борта, сдвинул лопатки по ремню. Мешают сидеть.
— За воздухом следите, — напомнил лейтенант, и, не дожидаясь уставного ответа, пошел к кабине.
— Ну, как, не выступил еще товарищ Сталин? — Лёнчик спрашивал, наверное, в десятый раз. Первогодок, резвости много.
— Нет, — ответил Юлиан коротко.
— А почему, как думаете? — не унимался Лёнчик, а Иваны из будки следили внимательно, зорко. — Когда выступит?
— Когда время придет.
Машина тронула, но, проехав всего ничего, остановилась у ворот. Проверка.
— Повезло вам, — Лёнчик счастливо улыбался.
— Повезло?
— Ага. Вам же дебилизация шла.
— Демобилизация.
— Я и говорю, дебилизация. Чуть-чуть, и не застали бы войну. Обидно, небось, было б. А так — повезло.
— Я везучий, — согласился Юлиан. — И с финской повезти успело, и с этой теперь.
— Товарищ сержант, вы как понимаете, возьмем Берлин к Октябрьской? — это из будки Иван уральский. И, как всегда, заспорил Иван рязанский:
— Что к октябрьской, раньше. К жатве управимся. Интересно, какое лето у них в Германии?
— Я не к тебе обращаюсь, деревня. Так как, товарищ сержант?
— Когда надо будет, тогда и возьмем. Прекратить разговорчики.
Ворота раскрылись, и полуторка поехала дальше. Будка прикрывала от ветра, но все равно дышалось трудно, легкие раздувало встречным потоком воздуха, приходилось отворачиваться, чтобы вдохнуть.
— Здорово! — костяшки кистей у Лёнчика побелели, он крепче вцепился в борт, но каждый ухаб добавлял восторга.
— Пилотку сними, сдует, — посоветовал Иван. Лёнчику езда — аттракцион, как и Иванам. Качели с каруселями вместе. Да и сам Юлиан любил такую езду летом, в жару нестись над землей быстрее любого коня, успевай смахивать слезы и смотреть, смотреть, как новое летит навстречу.
Из-за будки обзор был скверным, что впереди — не видать, а позади, за машиной, медленно падал пыльный след. Дождя давно не было. К вечеру соберется. Парит. В движении приятно, а на кухне в наряде?
Юлиан легко отогнал пустые думы. В небо смотреть надо. Воздух.
Но воздух был чистым, свободным. Ни соколов стальных, ни стервятников. Только ласточки, маленькие, живые, порой подлетали к машине, вровень с бортом, протяни руку, твоя, висели неподвижно, а потом, наскучась, уходили в сторону.
Низко стригут. К дождю.
* * *
Рассадят стекло, недужные.
Я отложил книгу.
— Иду, — крикнул громко. Стук в окно прекратился. Я посмотрел. Цело окошко, и на том спасибо.
Теперь затряслась дверь.
