Чуть выше зимника, у красностволых сосен, проходит канава. Все называют ее «канава Эрдэмтэ». Он вместе с другими улусниками немало потрудился, чтобы соорудить ее. Воды в канаве сейчас немного. Если дождя не будет, она через несколько дней пересохнет. Пока же стоит снять дерновую перемычку — и вода напоит землю, исстрадавшуюся от зноя.
«Надо торопиться, пока кто-нибудь из нойонов не увидел», — подумал Эрдэмтэ. Он быстро прорубил дерн, и вода потекла к его зимнику.
У Эрдэмтэ такое чувство, будто он подал чашку ключевой воды путнику, измученному жаждой. Широкой ладонью, почерневшей от земли, он обтер лоб и все смотрел, как текла вода, скручиваясь в серебристые косички…
Доржи стоял рядом с Эрдэмтэ. Интересно, только что было совсем-совсем сухое место — и вдруг вода. Вон как расползаются ручейки, то появляются, то прячутся, словно ящерицы. Тоненькая струйка бежит под горку. Вода, наверно, радуется, что не нужно больше пробираться по затхлой канаве, заросшей илом и мхом.
Струйки бегут, играют, обгоняют друг друга, забираются под камни. А если камень глубоко врос в землю, обходят его, обтекают.
Вода течет под босые ноги Доржи, щекочет ему пальцы. Ручейки начинают придумывать музыку — сначала тихую и несмелую, а потом поют все громче и громче, заглушая сухой, однообразный треск кузнечиков.
Рядом с канавой образовалась маленькая речушка, она легко бежит вниз. Над кочками и камнями, над старым дерном прыгают друг через друга игрушечные блестящие волны, уносят щепки и сор — все старое и ненужное, чтобы здесь остались только трава и цветы.
Доржи закатал выше колен штаны, засучил рукава — собрался подбирать дерн. Но только нагнулся, как сзади раздался резкий окрик, будто кто ударил в рваный шаманский бубен. Послышался конский тяжелый топот.
Эрдэмтэ и мальчики обернулись. К ним мчался черный жеребец тайши. На нем сидел Гомбо Цоктоев — румяный толстячок в широком покошенном халате. Видно было, что когда-то халат был нарядный, дорогой… Маленькие, хитрые глазки Цоктоева бегают, как у мышонка, словно прячутся от людей.
— Эй, старый черт! — завизжал Цоктоев. — Как ты смел воду пустить? Не видишь разве — сейчас поливается покос самого тайши. Потом будет поливаться покос Бобровского и Мархансай-бабая. А ну, быстро положи дерн на место! Ловкий какой: еще Тыкши Данзанов не успел землю полить, а он к себе воду поворотил!
Эрдэмтэ йоднял голову, с неприязнью посмотрел на Цоктоева.
— Разве эту канаву тайша копал? Или твой Бобровский с Мархансаем здесь руки мозолили? Их ноги здесь не было…
