— Вместе будем. Ты мне вроде сестры станешь.
— Как же вместе? — удивилась Жалма.
— Ну да, вместе. Я у твоего хозяина жить буду, работать.
— Не знаю, возьмет ли вас Мархансай. Побоится. Вы вон какой большой…
— Возьмет. Богачи любят сильных работников. А ну, встань с камня. Гляди.
Балдан раскачал Каменное седло, поднял его и, тяжело ступая, перенес на новое место. Бросил, вытер руки о штаны, скупо улыбнулся.
— Видала? Возьмет он меня. Я сейчас в Инзагатуй иду. На днях вернусь.
Пастушонок Ганижаба смотрел на Балдана с восхищением. А в сердце Жалмы зародилась какая-то смутная надежда. Степь вдруг показалась ей шире, небо выше, травы мягче, солнце светлее.
Жалма повидала немало батраков, бродяг. Все они похожи друг на друга, забитые, робкие. Ходят тихо, говорят шепотом; когда им смешно, зажимают рот ладонью, будто никто не должен слышать их смеха.
А Балдан? Балдан, видно, совсем другой. Вон какой… Куда до него богачам! Мархансай толстый, кривоногий, руки до колен. А Ганижаб вовсе гнилой старикашка, от ветра качается.
Балдан и в самом деле оказался не таким, как все. Он ни перед кем не гнет широкую спину. И Жалма вдруг почувствовала себя спокойней. Посмотрит на него и подумает: есть плечи, которых и Каменное седло не согнет; есть ноги, которые любой дороги не устрашатся; есть сердце, которое не только для себя бьется. Ей хотелось всегда быть с ним, заботиться о нем, гордиться им.
Это чувство зародилось вдруг, еще при первой их встрече. И если бы Балдан задумал тогда уйти совсем, она сама остановила бы его: «Останьтесь! У Мархансай-бабая найдется для вас работа».
Жалма рано поняла, что все на белом широком свете делается так, как повелось издавна. Деревья и травы тянутся вверх, вода течет вниз. Скоту страшны волки, слабым — сильные. Когда говорит хозяин, батрак должен молчать. Выплаканные в степи слезы облегчают душу.
Этой мудрости ее научила жизнь. Зачем же святые боги стали соблазнять ее пустыми мечтами?
Грешно завидовать тому, что предназначено для других. Ведь сами боги при рождении Жалмы запретили ей, видимо, носить дорогие халаты, звонкие серебряные украшения. А с тех пор, как поселился Балдан у Мархансая, она стала думать о них… Нет, чужого Жалме не надо… Просто захотелось хоть один разок, хоть ненадолго снять сермяжные лохмотья, взглянуть на себя в дорогом нарядном халате. Ой, как захотелось! Как-то размечтавшись, она вообразила себя нарядной и мысленно сказала чванливой Янжиме: «Посмотри, разве я хуже тебя?» Подумала и от испуга зажала ладонью рот, оглянулась, не подслушал ли кто-нибудь ее глупые мысли.
