Липяги. Из записок сельского учителя | страница 20
Назаркин клад
ДОМ ОТЦА АЛЕКСАНДРА
— Тише, ребята! Смотрите сюда. Мы берем воду и наливаем ее в сосуд. Вода принимает форму того сосуда, в который мы ее наливаем…
Я беру кружку, зачерпываю из ведерка воду и наполняю стоящие на столе колбы: шарообразную, с узким горлышком, и совсем крохотную, в виде пингвина — с причудливыми крылышками и широкими лапками.
Физический кабинет мой оборудован неважно. Приборов мало. Всякий раз, бывая в городе, я стараюсь приобрести что-нибудь новое, занимательное.
Колба в виде пингвина и была такой новинкой. Я нарочно приберег ее к уроку на тему: «Физические свойства воды». Обычно всякие такие занимательные вещицы очень нравятся ребятам. Они внимательно слушают и, следовательно, лучше усваивают материал.
Но сегодня и пингвин не помогает. Ребята возбужденны, слушают плохо: одни посматривают в окна, другие шушукаются. Я делаю вид, что не замечаю их нервозности. Стараясь заинтересовать учеников, рассказываю им об опытах Паскаля, об устройстве гидравлических прессов.
Сегодня по плану только вводная часть темы. Со временем на уроках химии ребята узнают и о других свойствах воды — о том, что вода состоит из водорода и кислорода, о том, что в каждой капле обыкновенной воды есть соединения тяжелого изотопа водорода (дейтерия) с кислородом, или, говоря другими словами, тяжелая вода. Достаточно присутствия нескольких граммов тяжелой воды в организме человека, и человек умирает…
Нет, нет! Об этом сегодня ни слова. Им еще многое предстоит узнать — и о жизни, и о смерти, о водороде и водородной бомбе… А пока я говорю о самом элементарном: о сообщающихся сосудах, о принципе устройства водяных и масляных прессов.
Ученики на некоторое время затихают. Но вот в тишине я слышу вдруг шепот: «Несут… несут…»
Димка Карташов, вертлявый, вечно вымазанный чернилами подросток, вскакивает из-за парты и бежит к окну. За ним срываются и остальные.
Я понимаю, что кричать на ребят бесполезно. Ничего не поделаешь! Я тоже подхожу к окну.
Перед школой палисадник. За голыми кустами акации видна черная людская толпа: мужчины с непокрытыми головами, женщины в черных платках. Над толпой, покачиваясь, плывут два обитых кумачом гроба.
Ребята сгрудились у окон. Кто-то шмыгает носом. Оглядываюсь. У задней парты, в углу, отвернувшись от окна, стоит Генка Лобанов, белобрысый забитый пацан с веснушками на лице. Плечи его вздрагивают, когда он всхлипывает. Глаза полны слез, как копытца осенью, — их залило водой, и вода в них дрожит и поблескивает.