— Хорошо, в четвертом. Отринули веру, стали эсером.
— Левым эсером, — опять поправил Куртка.
— Да, конечно. Весной восемнадцатого от эсеров ушли, к большевикам пришли. Воевали с белогвардейцами, контужены. Сейчас — один из лучших оперативников МУСа.
— Верно, — хлопнул себя по коленям Орехин. — Верно, черт побери. В самую точку, тезка Аз.
— Теперь я знаю, — насмешливо сказал Куртка. — Вы — Шерлок Холмс.
— Нет, конечно, нет. Шерлок Холмс сейчас непременно бы выложил, каким путем он узнал всю подноготную о товарище в куртке. Я же умолчу.
— Хорошо, хорошо, пусть так. Но все же, чем вы занимались прежде, товарищ? — Оболикшто окончательно решил заменить сердечное «ты» бездушным «вы».
— Окончил Императорское правоведческое училище. Служил в санитарном отряде на Галицийском фронте. Ранен, контужен. После революции работал по заданию партии.
— Какой? — спросил Куртка.
— Где? — одновременно спросил тезка О.
— Партии большевиков. Куда посылали, там и работал.
— Понятно, — протянул Оболикшто. — Хорошо, спрошу по-другому: опыт работы в уголовном сыске есть?
— Небольшой. Когда учился, доводилось помогать Владимиру Ивановичу.
— Какому такому Владимиру Ивановичу?
— Яценко. Следователю.
— Не знаю такого… — сказал Оболикшто. Пожалуй, поспешно сказал.
— Он по уголовным делам специалист, не по политическим.
— По уголовным, что ж, по уголовным люди бывали и неплохие. Он как, послужить новой власти не хочет?
— Владимир Иванович Яценко пропал без вести, — сухо сказал Арехин.
— Бывает, бывает. Зато ты… вы то есть, теперь здесь. С людьми у нас сложно. Иной начитается книжечек про Ната Пинкертона и летит к нам, приключений ищет. А у нас — служба. Попробовал бы Пинкертон… — но продолжать не стал, только рукой махнул. Махнул и задел стакан, хорошо, подхватить успел.
— Мы тут немножечко… С устатку… Вы как?
— Я не устал, — отказался Арехин.
— Брезгаешь? — с дивана сказал Куртка. — К шампанскому привык?
— Я вижу, у вас тут партизанщина… — протянул Арехин.
— Изредка случается, — согласился Оболикшто. — Когда особо тяжелый день.
— Тяжелый день?
— Я ж говорю, Пинкертону такое и в кошмаре не снилось. Бандитизм небывалый. Да что говорить, завтра сами увидите.
— Завтра?
— Ну, сегодня день, можно сказать, на исходе, опять же секретарши нет. Потому всякую бюрократию отложим до завтра. Времена такие — без бюрократии нельзя. Зачислить на службу, паек, жалованье. Паек наш не чекистский, но прожить можно. Потом насчет обмундирования. Его, как такового, нет, но кое-чем из самого необходимого пособить можем. Хотя, возможно, вы в одежде не нуждаетесь?
